Валька обиженно поводил плечами:
— А что они глупости порют? Партия-я! Партийцы тоже!
— А ты чего хочешь?
— Взяли бы лучше пьеску детскую поставили, вон как в городе.
Действительно, в городе появились детские драмкружки: «Путеводная звезда», «Детский мир», «Юные артисты».
— Так то ж гимназисты! — с невыразимым презрением возражал Алеша. — Вот дура! То ж гимназисты! — И грозился: — Ох, пойду я на этот спектакль! Ох, руки у меня чешутся!
Павлик, как всегда, молчал. Он даже словно не слышал. Присев на корточки, ласково гладил облезшую, всю в репьях шерсть Шарика.
— Ну, а ты как думаешь? — обратился я к нему в упор.
Павлик смутился, пролепетал что-то, но потом вдруг застенчиво и тихо сказал свое:
— Детский завод надо. Детский завод!
Митинги наши часто кончались драками, воем, ревом; мы уходили с расцарапанными лицами, но непримиримые, убежденные, упорные.
И вместе с этой горячей стремительностью, ртутностью, буйной, оголтелой юностью в каждом из нас уже жила холодная, прищуренная недоверчивость.
Приходил в нашу компанию новый. На него смотрели с воинственной настороженностью.
— А ты не буржуй? — сердито спрашивал Алеша, командир «железного батальона».
Мальчик божился, что нет, не буржуй.
— А чего ж ты божишься? — злорадно подхватывали мы. — Бога ведь нет!
А Алеша объяснял:
— Бога нет! — и тыкал в небо пальцем. — Там пустота и звезды…
Откуда мы узнали, что бога нет? Проникли в тайну мироздания? Прочитали антирелигиозную книжку? Прослушали лекцию? Ничего подобного! Надуло в уши, подслушали на митингах, увидели на плакатах, узнали от знакомых красноармейцев. Ведь недаром же ходила среди бойцов лихая поговорка: «Крой, бога нет».
3
Знойное, сухое и голодное пришло лето тысяча девятьсот двадцать первого года.
Из Поволжья двинулись в наши места голодные люди; они несли с собой ужас. Он дрожал в их воспаленных, ищущих, тоскливых глазах, и рядом с ним теплилась покорная, тихая и тоже тоскливая надежда. Они умирали на вокзалах, на улицах, в пыльных, запущенных скверах, потому что и в наших домах был голод.
С шахт приходили тревожные слухи: говорили о шахтере, убившем своих детей и бросившемся в шахту, чтобы не умереть голодной смертью.
У Алеши умер брат, маленький кудрявый Василек, Васятка, — мы любили нянчиться с ним.
— Тиф? — спросила у доктора Алешина мать, вытирая сухие глаза.
— Тиф?! — пожал плечами доктор. — Да, голодный тиф.
Алеша стоял, склонившись над маленьким почерневшим трупиком. Он хотел плакать и не мог. Алешин отец сидел, сгорбившись, беспомощный и жалкий. Наконец, он поднял голову и посмотрел на Алешу.
