— Вы торопитесь, магистр. Вы торопитесь поздравлять меня. Потому что это еще не все.
— Ваше Высочество?…
На его лице недоумение. Потому что он все еще не чувствует. И я опускаю щиты, которые скрывали от всех мой секрет. Вторую жизнь, что билась под моим сердцем.
И она касается его ауры. И его лицо сначала напрягается от заботы, которую требует еще не родившееся дитя. Но уже спустя мгновение проясняется. От той радости, которой озаряется его душа.
— Вы уже решили, как назовете Вашу дочь, моя принцесса.
И сквозь тягучую боль, что пронзает мое тело, я спекшимися губами шепчу: 'Ее имя — Амалия'….
Это — сон. Я продолжаю повторять это сама себе. Убеждая себя, что могу. Могу переступить эту грань. Что отделает этот калейдоскоп событий от той реальности, в которую я пытаюсь вырваться. Но, с каждой новой картинкой моя вера в то, что этот кошмар может закончиться, становиться все более тонкой и хрупкой. Потому что там — не только боль. Не только разлука, обман и предательство.
Там — он. Тот, чье тепло я ощущала рядом со своим телом, когда гасли магические светильники, и мы оставались одни. Только мы. Только наши тела, стремящиеся друг к другу. Только вечность вокруг, принадлежащая лишь нам одним.
Лишь нам одним.
— Лера, слушай мой голос. Лера, борись. Ты во власти сновидца и ты должна, слышишь, ты должна проснуться.
И как эхо в моей душе: 'Я должна проснуться'. И губы сами складываются в невесомую улыбку. Зачем? Мне так хорошо.
— Риган, осталась только одна попытка. Она уходит все дальше, я уже почти не чувствую ее.
— Я все сделаю как надо, Олейор. Поверь, иногда я бываю очень убедителен. Особенно, когда разозлюсь. Это же надо! Эта девчонка смеет противиться моим иллюзиям! Что ж, ты сама напросилась на это. Тогда, получай…
— Лера, Даймоны!!!
Даймоны? Я оглядываюсь. Но вокруг меня осыпанные яркими красками деревья. Легкий ветерок шебуршится в ветвях, срывая с веток одинокие листья. И они кружат, кружат, кружат… Цветным ковром устилая уходящую к горизонту аллею.
Я очень люблю осень. Раннюю осень, когда по-весеннему греет солнце, когда еще не рисуют серым на окнах затянувшиеся холодные дожди. Когда мягкая, сладостная тоска обнимает сердце. Когда…
— Мама! — Я опускаю взгляд.
Туда…. Где прижавшись к моим ногам, с щемящим испугом в глазах…
— Вот мы и встретились. — Он выходит словно бы ниоткуда. Еще мгновение назад, куда ни кинь взгляд… — Ты обещала вернуть клинки на Дариану. И не сдержала своего слова. — Он скидывает черный платок, прикрывающий его лицо. И глаза, бездонные колодцы почти полностью лишенные зрачков, смотрят на меня так, как может смотреть только она; не оставляющая возможности что-либо изменить и закончить то, что уже начато. Плащ сползает с его плеч, открывая униформу, плотно обтягивающую его рельефное тело: тело воина. Инкрустированная камнями перевязь, чуть косо сползшая на бедро. Темная ладонь с блестящими, очерченными серебром ногтями, плотно ложится на обвитую разноцветной кожей рукоять меча, навершие которого украшено искрящимся множеством граней алым камнем. — За это я заберу жизнь твоих детей.
