Он окинул раздраженным взглядом двух гангстеров, стоящих за моей спиной.
— Это не моя инициатива. Они чувствуют себя в большей безопасности, оставаясь неузнанными.
«Как разбойники с большой дороги, — подумал я, — которые рано или поздно попадают на виселицу».
— Можешь выставлять на скачки любых лошадей, каких пожелаешь. Тебе предоставляется полная свобода действий... за одним только исключением.
Я промолчал. Он пожал плечами и пояснил:
— Ты возьмешь к себе человека, которого я пришлю.
— Нет, — сказал я.
— Да. — Он уставился на меня не мигая. — Ты это сделаешь. Если нет — я уничтожу конюшни.
— Но это же глупость. И совершенная бессмыслица.
— Нет, — сказал он. — Более того, ты никому не скажешь, что тебя заставили принять этого человека. Ты сделаешь вид, что поступил так по собственному желанию. Главным образом это касается полиции. Если ты предпримешь малейший шаг, который вызовет недоверие к данному человеку, или попытаешься избавиться от него, я разорю конюшни. — На мгновение он умолк. — Ты меня понял? Если ты предпримешь какие-либо действия против моего человека, твоему отцу некуда будет возвращаться, когда он выйдет из больницы.
После короткого напряженного молчания я спросил:
— В качестве кого он будет работать?
— Ты предоставишь ему возможность участвовать в скачках, — осторожно ответил толстяк. — Он — жокей.
Я почувствовал, как у меня задергался глаз, и для него это не прошло незамеченным. Первый раз в течение всего разговора ему удалось выбить меня из колеи.
Об этом не могло быть и речи. Ему даже не придется говорить мне, какие скачки проиграть, достаточно предупредить своего человека.
— Нам не требуется жокей, — сказал я. — У нас есть Томми Хойлэйк.
— Ваш новый жокей постепенно займет его место. Томми Хойлэйк был вторым жокеем страны и входил в число лучших двенадцати в мире. Никто не мог занять его места.
— Владельцы никогда не согласятся, — сказал я.
— Вам придется их уговорить.
— Это невозможно.
— Подумайте о будущем ваших конюшен. Наступило долгое молчание. Одна из резиновых масок переступила с ноги на ногу и вздохнула, как бы от скуки, но толстяку, казалось, торопиться было некуда. Я попросил бы его развязать мне руки, но почему-то не сомневался, что он откажется и еще получит при этом огромное удовольствие.
— Если я возьму на работу вашего жокея, конюшни в любом случае лишаются будущего, — нарушил я затянувшуюся паузу.
Он пожал плечами.
— Возможно, у вас будут мелкие неприятности, но вы уцелеете.
