Выходя из комнаты, Вишванат бросил Назу:
— Останьтесь здесь, лейтенант. Опросите служащих, как положено, и перешлите мне данные к полудню.
Наз отдал честь, стараясь не показать своего разочарования оттого, что ему поручили такую тупую работу.
Вишванат с Раной спустились на лифте вниз, протиснулись сквозь толпу, по-прежнему осаждавшую парадный вход, и сели в патрульную машину.
Смена Раны закончилась вскоре после того, как они вернулись в полицейское управление. Она задержалась на час, составляя отчет, переслала его Вишванату и спросила, можно ли ей идти. Она устала после столь долгого дежурства и умственных усилий, потребовавшихся для составления отчета. Через пару секунд на ее ком-экране вспыхнул ответ: «Идите, лейтенант. Вы хорошо поработали».
Рана спустилась на лифте на первый этаж и остановилась на ступеньках здания, вспомнив свое решение проведать по окончании смены Вандиту и других детей. Но солнце уже всходило, сжигая серую дымку рассвета, и дети наверняка отправились на работу. Она сходит к ним завтра.
Рана спустилась по ступенькам полицейского управления и пошла короткой дорогой домой в быстро сгущавшемся зное очередного калькуттского дня.
Беннетт и Маккендрик проверяли запасы и оборудование в грузовом отсеке, и в этот миг «кобра» резко вздрогнула. Пол ремонтной ямы поднимался до уровня площадки космопорта, отчего возникало такое же ощущение, как при подъеме на лифте. Беннетт ухватился за откидной борт транспортера с открытым верхом, раскачиваясь в такт движению.
— Если мы здесь закончили, пойдем к Тен Ли, — сказал Маккендрик.
Они молча стояли бок о бок на подъемнике, мчавшем их на верхнюю палубу. Маккендрик был одет в черный летный комбинезон, такой тесный, что он облегал его тощую фигуру, словно кожа, подчеркивая выдающиеся ребра и впалый живот. Узнав о болезни магната, Беннетт при виде Маккендрика уже не мог отделаться от мысли о том, что тот умрет примерно через год.
«Как можно жить, зная о своей скорой смерти?» — подумал Беннетт. На него нахлынули воспоминания об отце — о том, как он готовился к приближению конца. И тут до него дошло, что как раз в эту минуту в Мохаве останки его отца предают земле. Он вспомнил обвиняющий предсмертный взгляд отца и внезапно ощутил болезненный укол совести.
Кабина экипажа была выдержана исключительно в черном цвете: черный ковер, кресла и изогнутые стены, чтобы пилотам было удобнее воспринимать десятки светящихся надписей ж экранов. Беннетт наблюдал через треугольный иллюминатор, как буксир подошел задним ходом к носу «кобры», выпустил захваты и потащил звездолет за собой. Они медленно двигались вперед, мимо здания станции, к свободной стыковочной площадке и кучке ожидавших техников и механиков.
