Магоцци снова опустился в кресло и поглядел на Харлея. Под ложечкой засосало сильнее, а болезненная область, отвечающая за дурные предчувствия, расширилась, вобрав в себя желудок.
К ним подошел Джино и встал руки в карманы.
– О чем это вы тут шепчетесь? Вы похожи на пару старух на завалинке.
Магоцци взглянул на Харлея, затем покосился на Родраннера, возобновившего свой челночный бег.
– Родраннер волнуется.
Джино пожал плечами:
– Конечно волнуется. Женщины пропали. Он мне рассказал.
– Не пропали. Просто опаздывают.
– Не говори ерунды. Эта троица? Десять минут – это они опаздывают. Два с лишним часа? Они пропали.
В начале седьмого Холлоран опять набрал номер сотового телефона Грейс Макбрайд и опять услышал монотонный, записанный на пленку голос, советующий ему оставить сообщение. Так как он уже оставил три, то решил, что еще одним он, возможно, перейдет границу между срочной надобностью и грубостью, – а грубость – это не то, с чего стоит начинать, когда просишь об услуге.
Он твердил себе, что его настойчивость не выходит за рамки, определенные его профессиональной деятельностью. Он убеждал себя, что программа распознавания лиц нужна им для опознания найденных в карьере трупов и если он хотел сегодня привезти в Грин-Бэй их фотографии, то ему нужно отправиться в путь, пока не стемнело. Но едва слышный голос у него в голове все спрашивал, не связано ли его служебное рвение с женщиной по имени Шарон Мюллер и возможностью увидеть ее. Холлоран просто ненавидел такие едва слышные голоса.
Бонар вошел в кабинет, когда он вешал трубку.
– Взгляни-ка сюда, – сказал Бонар, убрал руки назад и повернулся в профиль.
– А что такое?
– Ну брось ты. Ну ты же видишь, что я истощен. Я таю прямо у тебя на глазах.
– Да? Тогда прими мои поздравления. Ты забеременел.
Бонар опустил голову и поглядел на свой живот.
– Пухну от голода. И к тому же, если мы не двинемся прямо сейчас, у них кончится фирменное блюдо.
– А какое у них фирменное блюдо?
– Жареный куриный стейк в молочной подливе.
Холлоран вздохнул и отъехал в кресле от стола.
– Да, это я люблю.
– А кто не любит? – Бонар схватил телефон и набрал номер, который он запомнил давным-давно. – Шерил? Это Бонар. Поставь-ка на заднюю конфорку пару порций вашего фирменного блюда и храни их как зеницу ока, хорошо? – Он повесил трубку и нахмурился. – Слушай, а ты никогда не задумывался, что это смешно, что старуху зовут Шерил? Ей бы больше пошло Эмма, или Виолетта, или еще как.
