Пока она говорила, мать с дочерью немного пришли в себя. Аниэла горестно вздохнула:
— Тефилус должен приехать.
Она виновато посмотрела на мать.
— Брось! — Старуха махнула рукой.— Твой муженек годится лишь горло драть!
— Но, мама!
— Да, да, и не спорь со мной.— Сиотвия топнула ногой.— Только горло драть, да и то если уверен, что не получит сдачи!
Аниэла замолчала, понимая, что, как это ни печально, а мать права. Сиотвия тем временем продолжала:
— Ты знаешь, что, пока тебя не было, приходил жрец, который таскался за Мелией?
Аниэла вздрогнула:
— Он сказал, что ему надо?
— Сказал, сказал,— проворчала почтенная Сиотвия, а Мелия вновь залилась слезами,— но лучше бы не говорил. Он хочет, чтобы Мелия стала жрицей Затха. Не больше и не меньше! Каков нахал!
— И что ты ему ответила? — с трудом выдавила из себя Аниэла.
— Я сказала ему, что, если он заявится еще раз, я прикажу рабам гнать его палками через весь город! — с гордостью выпалила старуха.
— Ах, мама, мама! — Аниэла укоризненно покачала головой.— Ну, зачем ты! Быть может, нужно было…
— …Вина ему предложить — на улице такая жара!— ехидно закончила за нее Сиотвия, и тут же взгляд ее посуровел.— Пусть уходит, откуда пришел и скажет, что здесь его никто не боится!
— Ну, хорошо,— вздохнула дочь.— Что же он тебе ответил?
— Дал два дня на размышление, наглец! — фыркнула она и тут же сменила тему: — А что тебе ответил Конан?
— Сказал, что уезжает из Шадизара.
Мелия ахнула. Старушка уперла руки в сухонькие бока:
— И ты его отпустила!
— А что я могла сделать?
Но Сиотвия уже не слушала ее.
— Твою дочь грозят забрать эти паучьи прихвостни, а ты отпускаешь единственного человека, способного защитить ее?!
— Завтра мы встретимся еще раз, быть может, тогда…
— Свидание, значит, назначила.— Старушка смерила дочь ехидным взглядом,
— Мама, как ты можешь! — Аниэла вспыхнула от стыда и возмущения, а Мелия, несмотря на то, что всего минуту назад ревела на плече у матери, не выдержала и рассмеялась.
— Я завтра пойду! — Старуха топнула ногой.— А ты мне его покажешь!
Если бы сознание, изгнанное черным снадобьем, не покинуло тела, то обладатель его обнаружил бы, что затекшие руки намертво закреплены в цепях, свисающих с потолка, а онемевшие ступни притянуты к крючьям, вделанным в пол. Случись это, страх неизбежно сковал бы разум, а может, и наоборот — побудил бы к поискам спасения. Если бы… Но сознание спало.
Второе тело было точно так же сковано в десяти локтях справа, но разум его обладателя не дремал, а глаза на выражавшем полнейшее безразличие лице внимательно следили за тем, что происходило вокруг.
