— Это знамение Митры! Грядут великие события! — послышался за спиной Конана взволнованный шепот. — Неужто Податель Жизни избавит нас от этого выродка? Хоть бы он шею свернул завтра на ристалище!
— И хорошо бы снова наш славный герцог стал таким, как прежде! — ответил ему другой голос. Конану хотелось обернуться, чтобы взглянуть на говоривших, но тут Бёрри подтолкнул его в бок.
В руках у Верховного Жреца уже был зажженный факел, и служитель Митры, стоя на возвышении, под звуки рокочущего песнопения медленно подносил его к яркой груде плодов, украшенных цветами. Пламя вспыхнуло высоко и ярко, над чашей взметнулся столб огня, лепестки цветов сразу обуглились и почернели.
— Жертва принята! Радуйтесь, жители Бергхейма! Радуйтесь, горожане! Следующий год сулит изобилие и покой! Заключайте браки, они будут счастливыми, а дети родятся здоровыми! Восславим же Митру, Светлого Бога, и воздадим хвалу Ему!
И снова над площадью поплыли стройные звуки песнопения, продолжавшегося, пока последняя искра священного пламени не погасла в чаше. Служки в белом так и стояли вокруг нее, охраняя жертвенник от толпы, — ведь зола, оставшаяся на дне, обладала чудесными свойствами исцелять любые болезни, и жрецы тщательно собирали ее после праздника в драгоценный сосуд, чтобы лечить страждущих.
Шум, гам, радостные выкрики, оглушительный перезвон разноголосых гонгов, укрепленных на резной раме у входа в храм, цветы, летящие со всех сторон под ноги жрецов, в последний раз обходящих площадь перед тем, как удалиться, — все это пьянило и будоражило кровь не хуже вина. Конан любил такие праздники, подобные этому, когда кругом веселятся толпы народа, отовсюду несутся шутки и смех, а заботы и тревоги, кажется, рассеиваются, словно утренний туман под лучами жаркого солнца. Киммериец невольно усмехнулся, подумав, как неплохо он мог бы поживиться в такой беспечной нарядной толпе лет десять тому назад. Правда, и сейчас мог бы, но… Но теперь, когда жизнь провела его по стольким дорогам, приподняла столько тайных завес и открыла кое-какие свои секреты — теперь мелкое воровство представлялось ему недостойной детской забавой. А вот драгоценные уборы, как у этих разряженных правителей, что сейчас приближаются к ним на ослепительной колеснице, он бы еще попытался раздобыть…
Так вот он какой, герцог Оргельд, — когда-то отчаянный, но умный мальчишка, теперь попавший в лапы злодея Ферндина! Конан смотрел на герцога с внезапно возникшей симпатией: этот правитель, его ровесник, с немного усталым лицом, на котором силился сохранить приветливую улыбку, был в точности таким, каким представлялся по рассказам Лиса и Бёрри. А рядом… Конан невольно повел плечами, проталкиваясь вперед и не замечая удивленных взглядов Бёрри и Кларса. Лишь подойдя вплотную к стражникам, замершим вокруг площади, он остановился, не сводя глаз с женщины, неподвижно стоявшей в колеснице, опираясь на руку герцога.
