— А мне, думаешь, не растравляет?
Губы ее задрожали. Она не выдержала и заплакала. И когда стряхивала слезы с ресниц, уплывали они в простор, огибая ее голову по эллиптическим орбитам.
— Этого еще не хватало: превратить каюту в аквариум! попытался сострить Нескуба. Но Эола не восприняла его шутку, и блестящие шарики покатились из глаз еще быстрее. Тогда он сказал: — Ну вот что, пусть будет по-твоему — один я не полечу. Если ты не передумаешь и никто другой меня не поддержит, стану гантелянином. Точка. Один не справлюсь. Да и психологически… не выдержу. Но…
— Что? — Эола смахнула слезу.
— Но я все-таки надеюсь, что ты передумаешь, упрямая гантелянка. Во всяком случае, буду убеждать — а вдруг ты прозреешь.
На заплаканном лице Эолы мелькнула слабая улыбка.
Не один десяток витков сделал вокруг Гантели «Викинг», пока на поверхность планеты была спущена тяжелая техника, легкое снаряжение, разнообразные припасы, электронные роботы Самсон и Далила, а затем и весь экипаж. На борту корабля-спутника осталось только двое: капитан Нескуба и астроном Лойо Майо.
Капитан почти не отходил от пульта, а Лойо Майо не отрывался от телескопа. Нескуба не беспокоил его, понимая, что означает для ученого фанатическая увлеченность изучением здешнего «пояса жизни». Сам Нескуба не спускал глаз с Гантели, астроном — с черного пространства, неравномерно усеянного звездами. Участок неба, скрытый пылевой тучей, Лойо Майо фотографировал с разными фильтрами. Время от времени, получив любопытные изображения, он порывался показать их Нескубе, но сдерживал себя, дорожа каждой минутой. Часами возился с телескопом-спектрометром, задавшись целью расширить диапазон инструмента. Характер у него был такой, что, если уж поставит перед собой задачу, не успокоится, пока не решит. Всю свою энергию отдаст, а сделает, добьется, доведет до конца. Право же, удивительное существо человек: сам себя опутывает сетью! Выпутается из одной и тут же попадает в другую.
Нескуба сидел перед обзорным экраном, откинувшись на спинку кресла и закинув ногу на ногу. На экране мелькали знакомые лица товарищей, а он ловил себя на том, что уже ощущает свою отрешенность от них, смотрит на них как посторонний. «Вот останутся они на Гантели, а я полечу… Эола будет рядом со мной… И сынишка… Но ведь и вы, друзья, будете с нами на корабле, все до единого… Буду видеть вас на экране, такими и доставлю на родную Землю — милые озабоченные лица, глаза, в которых отразилось и счастье спасенья, и тревожное чувство неизвестности. Ничего, друзья, Гантель примет вас… А потом человечество перебросит мост, который соединит два мира…»
