— Может быть, пятьдесят лет, — вставил Павзевей.
— Да, пятьдесят лет, а мы все падаем и падаем… Но получены ли новые характеристики… этого объекта?
— Самое звезду как таковую нащупать не удалось, — ответил Лойо Майо. — А вот конфигурация неба очень изменилась. Галактики стягиваются воедино. Все видимые галактики.
— Стягиваются воедино? — переспросил Нескуба, и поредевшие брови его взлетели вверх. — Следствие скорости «Викинга»?
Лойо Майо потер пальцами лоб, словно хотел разгладить морщины:
— Нет, наша скорость здесь ни при чем… То есть она в какой-то мере… Но не это главное. Очевидно, меняется геометрия пространства. Мы углубились в такую область Вселенной, где возможны парадоксальные явления. Впрочем, выводы делать еще рано, наблюдения продолжаются…
Идерский придерживался примерно такого же мнения:
— Необходимо проводить наблюдения пространства всеми имеющимися способами, чтобы охватить не только Метагалактику, но и элементарные участки. Максимально широкий спектр наблюдений — вот что даст нам возможность разобраться в новой картине Вселенной.
Прислушиваясь к рассуждениям ученых, Нескуба пытался воплотить их абстракции в некие конкретные реалии, представить себе эти «щели во времени», искривление пространства, его замыкание на себе, мерцательное влияние времени… И ничего не получалось. Воображение оперировало обычными образами эвклидова пространства и не могло создать никаких других конструкций. Конечно, Нескуба понимал, что здесь может помочь только математическое мышление, что абстракции нужно ловить сетью формул, и все равно ощущение этого невидимого препятствия, ограничивавшего воображение, подавляло мысль и угнетало душу.
В дверном проеме появилась женская фигура, и, присмотревшись, Нескуба узнал Эолу. Подойдя, она шепнула ему на ухо:
— Пора проводить Ротнака.
— Что? — не понял капитан.
Она повторила.
— А-а… да… — Мрачная действительность напоминала о себе, требовала своего, и нужно было оторваться от романтической сферы гипотез. Нескуба встал. — Вот что, друзья, настало время попрощаться с Ротнаком.
На глазах Идерского появились слезы.
— Неужели Ротнак… — прошептал он, глядя на Эолу. — Неужели он…
Эола молча кивнула и ушла.
— Да, — Нескуба обвел взглядом своих товарищей. — Первые похороны в космосе.
Один за другим вышли они из командного отсека. Только Павзевей сутулился у пульта.
Лойо Майо молча положил перед Нескубой черную фотографию. Мол, смотри и постарайся понять, что это такое. Глаза его поблескивали. Нескуба склонился над фотографией, но, как ни напрягал зрение, ничего не мог различить, кроме равномерной черноты. Протер глаза пальцами, но эффект был все тот же.
