Пятая колонна | страница 16




ФИЛИП

Неужели?


ДОРОТИ

Но, Филип, милый, ты должен прежде всего еще здесь найти какое-нибудь приличное занятие и бросить это невозможное, бессмысленное времяпрепровождение.


ФИЛИП

Я где-то читал, но до сих пор не имел случая проверить: скажи, правда ли, что, когда американке понравится мужчина, она прежде всего заставляет его от чего-нибудь отказаться? От привычки пить виски, или курить виргинский табак, или носить гетры, или охотиться, или еще что-нибудь.


ДОРОТИ

Нет, Филип. Дело просто в том, что ты — очень серьезная проблема для любой женщины.


ФИЛИП

Надеюсь.


ДОРОТИ

И я вовсе не хочу, чтобы ты от чего-нибудь отказывался. Напротив, я хочу, чтоб ты за что-нибудь взялся.


ФИЛИП

Хорошо. (Целует ее.) Я так и сделаю. Ну, а теперь завтракай. Я пойду к себе, мне нужно позвонить по телефону.


ДОРОТИ

Филип, не уходи…


ФИЛИП

Я сейчас же вернусь, милая. И буду страшно серьезным.


ДОРОТИ

Ты знаешь, что ты сказал?


ФИЛИП

Конечно.


ДОРОТИ

(очень радостно). Ты сказал — милая.


ФИЛИП

Я знал, что это заразительно, но не думал, что до такой степени. Прости, дорогая.


ДОРОТИ

Дорогая — тоже неплохое слово.


ФИЛИП

Ну тогда до свидания, — мм — любимая.


ДОРОТИ

Любимая, — ах ты, милый!


ФИЛИП

До свидания, товарищ.


ДОРОТИ

Товарищ? А раньше ты сказал «милая».


ФИЛИП

Товарищ — хорошее слово. Пожалуй, не следует швыряться им по-пустому, — беру его обратно.


ДОРОТИ

(восторженно). О Филип! ты начинаешь политически развиваться.


ФИЛИП

Упаси бог — черт, — все равно кто, но упаси.


ДОРОТИ

Не богохульствуй. Это приносит несчастье.


ФИЛИП

(торопливо и довольно мрачно). До свидания, милая — дорогая — любимая.


ДОРОТИ

Ты больше не называешь меня «товарищ»?


ФИЛИП

(выходя). Нет. Я, видишь ли, начинаю политически развиваться. (Выходит в соседнюю комнату.)


ДОРОТИ

(звонком вызывает Петру. Говорит, удобно откинувшись на подушки). Ах, Петра, какой он живой, и какой — кипучий, что ли, и какой веселый. Но он ничего не хочет делать. Он считается корреспондентом какой-то дурацкой лондонской газеты, но в цензуре говорят, что он за все время послал ровно две с половиной телеграммы. С ним как-то легче дышится после Престона с его вечными разговорами о жене и детях. Вот пусть и убирается к своей жене и детям, раз они ему так нравятся. Держу пари, что он этого не сделает. Знаем мы эти мужские разговоры о жене и детях во время войны. Удобное начало, чтобы лечь с женщиной в постель, а потом, не успеешь прийти в себя, как тебя сразу огорошат теми же разговорами. Вот именно огорошат. Не знаю, как это я вообще так долго терпела Престона. А какой он мрачный — все твердит, что город вот-вот должен пасть, и вечно смотрит на карту. Вечно смотреть на карту — одна из самых отвратительных привычек, какие только могут быть у мужчины. Правда, Петра?