Я подошел к ним. Она не двигалась, зато он отступил немного назад.
– Я бы хотел взглянуть на эту газету, – сказал я. – Немедленно. Она мне нужна немедленно. В этой газете должны написать и о моей жене.
Хозяин сделал шаг вперед, вырвал газету из рук своей жены и бросился к двери.
– Уходите, и все газеты будут ваши. Послушайте, старина, я вам даже верну деньги за завтрашний день.
Я рассчитал свой прыжок. Он не догадывался о моей реакции, рванулся было, но я поймал его и затащил обратно в комнату. Ногой я захлопнул дверь.
– Дай мне газету.
Его жена не шевелилась. Она смотрела на меня с неподдельным испугом.
– Дай сюда, – повторил я, глядя на нее.
Она подобрала газету и протянула ее мне. Я засунул ее в карман.
– Возьми шнур от занавесок.
Она молча повиновалась и сорвала тонкий плетеный шнур. Мужчина не двигался. Он умирал от страха. Я поднес сжатый кулак к его лицу.
– Посмотри, – сказал я. – Вот что они называют убийством.
Его подбородок слегка хрустнул, и он обмяк у меня в руках. Ударил я не сильно. В этот раз уж точно. Его сердце билось ровно.
– Не бойся, – сказал я женщине.
– А я и не боюсь, – ответила она. – Я сделала то, что должна была сделать.
Я связал руки мужчине и засунул его под кровать.
– Я уйду, – сказал я. – Только вот прочту эту газету.
Теперь я был спокоен – такое ощущение, будто витаешь где-то далеко-далеко отсюда. Я уверенно развернул газету. Отчет о допросах. Все меня выставляли как опасного сумасшедшего. О том, что я негр, особенно не распространялись.
А потом писали о Шейле. Она доверила защиту своих интересов адвокату и подала документы на развод.
Я перечитал этот абзац два раза. О ней они почти ничего не писали. Не было даже ее фотографии. Кто-то не пропускал статьи в печать.
Я довольно долго размышлял. Женщина не шевелилась. Ее муж лежал под кроватью без движения.
Она приблизилась ко мне:
– Не хотите ли поесть перед уходом?
Шейла. Две ночи. Энн, Салли, Рози. Уже четыре дня, как я не притрагивался к женщине. Я вспомнил тело Мюриэл и ее нейлоновую комбинацию.
– Нет, – сказал я. – Я не смогу.
Она заметила, как я на нее смотрел, но ничего не сказала. Она так и стояла на прежнем месте. Ее грудь бурно вздымалась.
Я, не раздеваясь, поимел ее на железной кровати. Она даже пальцем не пошевелила, чтобы мне помешать. Мною двигало странное желание, мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она вышла из своего оцепенения. Ее тело медленно шевелилось подо мною, а руки скользили по моему беспокойному, напряженному телу. Ее размякший и нагревшийся орган бил как горячий ключ. Потом она прижала меня к себе, – казалось, она хотела, чтобы ее плоть приросла к моей. И по-звериному жалобно заскулила, бессмысленно и почти беззвучно.
