В отличие от других гостей Сен-Обэн был без головного убора, и волосы его отливали золотом в бликах бесчисленных факелов и свечей, освещавших зал. Одет он был роскошно, но мрачновато – во все черное. Плащ, отделанный белым горностаем, был пристегнут к плечу большой пряжкой, сверкавшей драгоценными камнями, стройные бедра облегал украшенный самоцветами рыцарский пояс. С пояса свисал длинный кинжал с замысловато инкрустированной рукояткой, в красивых серебряных ножнах.
Дженевра, приближаясь, видела все это в зыблющемся свете факелов – будто сквозь туман. Но как только она поднялась по ступеням помоста и подошла к группе ожидавших ее людей, ускользавшее от нее лицо жениха обрело отчетливость.
Лицо сильного человека, испещренное бороздами – следами сурового опыта. Взгляды их встретились. Потом Сен-Обэн опустил синие глаза, склоняясь в приветствии. Его твердые, тонко очерченные губы не улыбнулись. А нос… «Мег была права». Нос был не слишком-то красив – чересчур крючковатый. И все же общее впечатление от его внешности оставалось приятным. «Он какой-то… значительный» – именно это слово подходило ему как нельзя лучше.
Сен-Обэн поднял голову, лицо его смягчилось. Он улыбнулся. И Дженевра влюбилась.
В зале царила обычная суматоха, предшествующая праздничному событию, но Дженевра не видела и не слышала ничего, очарованная улыбкой Роберта Сен-Обэна. Впрочем, она понимала, что барон просто-напросто человек учтивый. Глаза его оставались холодными, настороженными, даже враждебными. И все же Дженевре его улыбка показалась неотразимой.
Она преображала его суровое лицо, лицо воина, обветренное и обожженное солнцем, делала его моложе. Поначалу Дженевра думала, что емy лет тридцать пять, теперь же ей показалось, что он не старше двадцати пяти. Значит, решила она, ему около тридцати.
Сердце Дженевры благодарно забилось в ответ на эту улыбку. Несмотря на то, что глаза барона оставались настороженными, их ярко-синий взгляд смягчился, едва он посмотрел на девушку. Он словно сочувствовал ее нервозному состоянию и как бы призывал к спокойствию.
Со своими светлыми, цвета пшеницы, волосами и крючковатым носом Сен-Обэн и впрямь походил на золотого орла, который был его эмблемой. «Однако это птица не робкого десятка, охотнику не слуга, не то что сокол с наброшенным на голову колпачком, привязанный цепью к насесту за резным креслом Нортемпстона», – подумала Дженевра.
Все ее опасения рассеялись под напором его привлекательности. Он представлял собой воплощение ее девичьих грез о рыцаре. Голова у девушки закружилась, но усилием воли она заставила себя восстановить дыхание. И, проглотив ком в горле, произнесла:
