Он обхватил пальцами худенькое предплечье, и Исабель тотчас напряглась, как струна; он принялся шептать ей все ласковые слова, какие только приходили в голову, и почувствовал, как напряжение начало уходить. Ее молящие глаза на мгновение встретились с его глазами, потом она смежила веки и снова устало привалилась к стене.
В ней ощущалась большая внутренняя сила. Сама Исабель этого не чувствовала, но Линдсей отметил ее мужество. Отметил он и то, что девушка начала ему доверять, и с горечью подумал о том, что доверяют ему слишком немногие…
Какая злая ирония! Он явился в Аберлейди, чтобы, захватив в заложницы прорицательницу, со временем вернуть себе утраченное доверие соотечественников, и уже частично этого добился: ему верит сама Исабель… Ему стало стыдно.
На губах девушки появилась робкая улыбка, и в душе Линдсея словно вспыхнул свет, угасший прежде, чем он смог поймать его чарующее тепло.
– Не медлите, Джеймс Линдсей, – прошептала Исабель.
Он пристально смотрел на нее: грудь девушки с худенькими ключицами взволнованно вздымалась, из тонкой белой руки пугающе торчало сломанное окровавленное древко. Торопливо распустив шнуровку, он снял с себя кожаный наплечник и протянул ей:
– Зажмите это зубами.
Кивнув, она последовала его совету. Линдсей чуть подвинул ее, приноравливаясь, девушка охнула и зажмурилась.
Встав на колени, он одной рукой взялся за предплечье выше раны, а второй – за древко.
– Все хорошо, милая, – пробормотал он ласково, – сидите тихо, не надо волноваться.
Закусив зубами наплечник и закрыв глаза, она ждала страшного момента – хрупкая, нежная, отважная. «Удивительно, почему она считает себя трусихой?» – с восхищением оглядев ее, подумал горец и приступил к делу.
Убедившись, что острие не упрется в кость, он изо всех сил надавил на обломок древка, и наконечник, разорвав плоть, вышел с другой стороны. Исабель глухо вскрикнула, и сердце Линдсея затрепетало от жалости, но останавливаться было нельзя, и он, кусая губы, выдернул из раны сломанное древко.
Хватая ртом воздух, девушка выпустила кожаный наплечник и замотала головой, как пьяная: по всей видимости, ей было очень больно, но с ее губ не сорвалось ни единого стона.
– Самое страшное уже позади, милая, успокойся, – прошептал Линдсей, – Ты держалась молодцом…
Ласково погладив ее по голове, он поправил ей растрепавшиеся волосы и прижал тряпку к свежей ране, чтобы унять кровь. Девушка охнула и тут же умолкла, словно устыдившись своей слабости.
