Счастливейшим я и был бы, если бы не моя будущая теща - полная противоположность своей дочери. Всю весну 1836 года я бился, чтобы получить ее согласие на брак, но тщетно. Она упорствовала - я был неподходящей партией. С терпением, которое мне самому казалось образцовым, я твердил ей о новой газете, в которой предполагал работать, но она не уступала, и я снова и снова напирал на то, что это будет твердый заработок - четыреста фунтов в год и что риск обернется верной удачей. Я в самом деле в это верил, а не придумывал заманчивые небылицы. Вышеупомянутая газета должна была называться "Конститьюшенел энд Паблик Леджер", ее собиралось выпускать небольшое акционерное общество, директором которого был мой отчим майор Кармайкл-Смит. Предполагалось, что я стану ее парижским корреспондентом и буду писать об искусстве и политике, а также обо всем, о чем мне заблагорассудится. На пост редактора пригласили Ламана Бланшара, Дуглас Джерролд должен был возглавить отдел театра, разные знаменитости обещали свою помощь. Надеюсь, вы меня не осуждаете за то, что я пришел в восторг от этой перспективы? Я полагал, что лучшей материальной базы для семейной жизни быть не может, но вы, кажется, иного мнения? Я чувствую, вы колеблетесь, вы говорите, что понимаете мою тещу и можете привести другие доводы, вроде того, что газета еще не вышла в свет и неизвестно, будет ли она иметь успех, и пока я не заработал и фартинга, а значит, незачем спешить. Черт подери, влюбленные не могут ждать! Знаете ли вы, что то, чего вы требуете от пылкого молодого человека, и без того страдавшего полгода, бесчеловечно. Теща моя бесчеловечна, и вы не лучше.
Признаюсь, сейчас я чувствую раскаяние, не свойственное мне тогда. Да, это был опасный шаг, не следовало разрешать его, не знаю, почему мои родители не воспротивились, разве только по себе знали, каково это, когда удушают первую любовь. То было поразительно великодушно: сказать своему единственному, довольно беспутному отпрыску "дерзай" и позволить жениться на его избраннице, не приведя ни единого возражения. Благодарю их за это от души.
Однако вернемся к этому чудищу в юбке - миссис Шоу. По несчастному стечению обстоятельств, мне приходилось по делам новой газеты часто ездить в Лондон, вследствие чего я непрестанно разлучался с Изабеллой и оставлял ее во власти матери. Хотя я ежедневно писал ей, чего стоят бумажные призывы в сравнении с отравой, вливаемой прямо в уши? Эта мегера, ее мать, страстно обличала преступность будущего брака, пока не измучила ее и не довела до такого состояния, что здоровье девушки пошатнулось. Я оказался не особенно догадлив, более того - я раздражался, когда не приходили письма от моей любимой, не задаваясь вопросом, что может быть тому причиной. Но как она могла писать мне о том, что лежало у нее на душе, если мать следила за каждым ее шагом и делала все, чтоб не выпустить из рук? Ее записочки (их даже письмами не назовешь, это было бы для них слишком лестно), короткие и принужденные, занимавшие не больше полустранички, состояли из общепринятых любезностей, которые могли быть адресованы кому угодно. Должен признаться, дорогие моему сердцу женщины всегда были нерадивыми корреспондентками, то был мой бич. Когда я умру, среди моих бумаг не найдется ни одного письма, которое заслуживает название любовного, но как же сам я изливал душу, когда мне представлялся случай, какие страстные послания оставлю после себя! Интересно, хранит ли некая особа в пачке, перевязанной голубой ленточкой, все эти письма, полные кипящих чувств, письма, в которых я открываю свое сердце? Я говорю не о своей жене, хотя, возможно, и она прячет в каком-нибудь потайном уголке эти первые невинные послания. Я не хотел бы их видеть, как не хотел бы видеть и иные, адресованные той, второй, однако не стал бы возражать, если бы их прочли другие люди. Мне было бы слишком больно их перечитывать, я заплакал бы от одного их вида, но осмелюсь утверждать, что вам они бы показались интересными. Они дышали искренностью, каждое их слово было написано от чистого сердца, и мне остается лишь грустить от того, что сам я ни разу в жизни не получил ничего похожего ни от своей жены, ни от... какой-нибудь другой женщины.
