Я прибегнул к испытанному средству - к отдыху, пока не изобрел другое, более действенное. Сперва я повидался в Париже с матушкой, а после ездил по Европе, попутно собирая материал для забавных рождественских повестей. За это время мне встретилось несколько великолепных образчиков человеческой глупости, которые придали резвости моему перу, так что я даже призадумался, отчего прежде не писал веселых святочных историй. Пусть я бы не нажил на них состояния, но как бы славно мне жилось, а в свободное время я рисовал бы к ним картинки. Надеюсь, они меня переживут и выдержат проверку временем, надеюсь, они будут радовать людей и после моей смерти; как весело их было сочинять! Меня ничуть не огорчает, если они поверхностны и не пробуждают разных там глубоких чувств. Кому это нужно, чтобы писатель в каждой книге выворачивал душу наизнанку? Решительно никому, я плачу от досады, вспоминая, как бился, чтобы расшевелить читателей, - ей-богу, следовало удовольствоваться меньшим. Что за проклятие такое честолюбие, из-за него я двадцать лет не разрешал себе вздохнуть, да и сегодня еще с ним не распростился. Я не умру спокойно, пока не допишу "Дени Дюваля" и не дождусь, пока все, включая вашего покорного слугу, не назовут его шедевром. Как, неужели он не успокоился, спросите вы? Конечно, нет, и все еще хочу рукоплесканий.
Мы отвлеклись от нашего рассказа, но эта его часть меня не слишком радует и, кажется, вас также, мой читатель, иначе вы не тянули бы меня за рукав и не просили поскорей свернуть в соседнюю долину. Я бы охотно подчинился и обошел стороной два-три утеса, но долг есть долг, и он меня удерживает на выбранном пути, сверни мы в сторону, и мы собьемся. Каков моралист, воскликнете вы, не хуже, чем мисс Бронте. Но ведь одно мое обличье - ветреник, который с наслаждением кропает детские книжонки, другое - старый мрачный проповедник, который без конца толкует о долге и грозно напоминает о расплате, когда его речам не внемлют. Порою верх берет один, порою - другой, но что за чудо получается, когда они между собою ладят! Вот я и придумал себе дело, для которого потребовались обе мои ипостаси - оно меня избавило на время от множества хлопот и забот.
Получилось это так. Как вы помните, я мечтал заработать побольше, чтоб не тревожиться о будущем жены и детей, и вознамерился собрать такую сумму, которая позволила бы положить по десять тысяч фунтов на имя каждой из них и обеспечить им приличный постоянный доход и независимое существование. Будь у меня сыновья, я бы гораздо меньше о них беспокоился: молодые люди сами пробьют себе дорогу в жизни (и я могу служить тому примером), но что ждет девушку, кроме жалкой участи гувернантки или учительницы музыки? Грошовые уроки или замужество - вот все, что предоставляется неимущей девушке, чтоб избежать работного дома, и, честно говоря, не знаю, какое из двух зол хуже. Меня тошнит от ярмарки невест, одна лишь мысль, что Анни или Минни наденут брачное ярмо и примут предложение какого-нибудь прохвоста, чтоб обрести крышу над головой, приводит меня в содрогание. Пока этот порядок не изменится - с чего ему измениться? - женщины должны жить как полевые лилии, и обходиться с ними надо так же нежно. Чтобы мои девочки могли располагать собой, им нужны деньги, и если этих денег мне не принесут романы - чего пока не случилось, хоть мы и жили очень сносно, - придется изобрести какое-нибудь другое средство.
