Плотник сразу понял, что они идут за ним, но с места не сдвинулся; в нем клокотало смутное желание бросить им вызов: пусть засадят сейчас, а придет время, он еще отомстит.
Они подходили, делая вид, будто не замечают его, по-военному печатая шаг, тяжелый и вместе развалистый, как у гусей. Поравнявшись с Ранделем, оба вдруг остановились, словно только теперь обнаружили этого человека, и уставились на него гневно и угрожающе.
Потом унтер-офицер шагнул к Ранделю.
— Что вы тут делаете? — спросил он.
— Сижу, — спокойно ответил тот.
— Откуда вы явились?
— Если пересчитать все места, где я был, часу не хватит.
— Куда вы направляетесь?
— В Виль-Аваре.
— Где это?
— В департаменте Манш.
— Это ваша родина?
— Да.
— Почему вы ушли оттуда?
— Искать работу.
— У этих мошенников всегда одна песня. Но меня не проведешь, — обернувшись ко второму стражнику, сказал унтер тоном человека, у которого нет терпения в сотый раз выслушивать такую дурацкую выдумку. — Бумаги при вас? — продолжил он допрос.
— При мне.
— Предъявите.
Рандель вытащил из кармана удостоверения и рекомендации — ветхие, захватанные, засаленные бумажки — и протянул их унтеру.
Тот медленно, запинаясь, прочитал и, убедившись, что они в порядке, возвратил владельцу, но вид у него был крайне недовольный: он явно считал, что этот пройдоха его надул.
— А деньги у вас есть? — немного подумав, спросил он.
— Нет.
— Совсем нет?
— Совсем.
— Ни единого су?
— Ни единого.
— На какие же средства вы живете?
— На то, что мне дают.
— Значит, выпрашиваете подаяние?
— Да, если удается, — твердо ответил Рандель.
И тут стражник произнес:
— Я уличаю вас в том, что вы, не имея средств к существованию, не занимаясь полезным трудом, бродяжничаете по большим дорогам и побираетесь, на каковом основании я беру вас под арест и приказываю следовать за мной.
Плотник поднялся с обочины.
— Идти так идти, — проговорил он и, не дожидаясь приказа, встал между стражниками. — Сажайте в кутузку. Крыша над головой будет, от дождя спасусь, — добавил он.
И они направились в село; до него было не больше четверти мили, сквозь оголенные ветки виднелись черепичные крыши.
Уже отзвонили к обедне, на площади толпился народ. По сторонам улицы тотчас встали живой изгородью жаждавшие взглянуть на злоумышленника, а следом за ним бежали взбудораженные ребятишки. Крестьяне и крестьянки пялились на арестанта, шагавшего меж двух стражников, и глаза у них горели ненавистью, горели желанием забросать его камнями, содрать с него шкуру ногтями, затоптать в землю. Они спрашивали друг у друга, кого он обокрал, кого убил. Мясник, служивший когда-то в отрядах спаги, утверждал, что молодчик не иначе как дезертир, содержатель табачной лавочки узнал в нем человека, который нынче утром всучил ему фальшивую монету в пятьдесят сантимов, торговец скобяным товаром готов был поклясться, что полиция после шестимесячных бесплодных поисков сцапала наконец убийцу вдовы Мале.
