Бродяга - Ги де Мопассан

Вот уже сорок дней он шагал по дорогам в поисках работы. Он потому и ушел из своего родного городка, Виль-Аваре в департаменте Манш, что нигде не мог устроиться. Сильный мужчина двадцати семи лет от роду, плотник-подмастерье, благонамеренный гражданин, живущий трудом своих рук, два месяца сидел на шее у родных, это он-то, старший сын в семье! Но кругом была такая безработица, что волей-неволей приходилось бить баклуши. Дома уже и хлеба не хватало — две его сестры ходили на поденку, но платили им сущие гроши, а он, Жак Рандель, здоровущий детина, ничего не делал, потому что ему нечего было делать, и объедал близких.

Он обратился в мэрию, и письмоводитель сказал ему, что в центральных департаментах страны работы много.

Рандель запасся удостоверениями и рекомендациями и пустился в путь: в кармане семь франков, на плече палка, на ней в синем платке запасная пара башмаков, штаны и рубаха.

Дни и ночи он шагал по нескончаемым дорогам, без отдыха, в дождь и вёдро и все не мог отыскать таинственного края, где для рабочего человека нашлась бы работа.

Сперва Рандель твердо стоял на том, что раз уж он плотник, то ему только плотничать и пристало. Но на какой бы строительный двор он ни заходил, везде ему отвечали, что из-за отсутствия подрядов и своих-то плотников пришлось рассчитать, поэтому, когда подошли к концу его деньги, Рандель решил не привередничать и браться за все, что подвернется

Он попеременно работал то землекопом, то подручным конюха, то каменотесом, валил деревья, обрубал сучья, копал колодцы, месил глину, собирал хворост в вязанки, пас стадо коз на горе, делал что приходилось за какие-нибудь несколько су, потому что хоть изредка найти работу на два-три дня удавалось лишь если он соглашался на самую мизерную оплату, вводя этим в искушение сквалыг-хозяев и крестьян.

Но уже неделю, как вообще никакой работы не было, и он так обезденежел, что ел, да и то не вдоволь, один только хлеб, который выклянчивал в придорожных домах у сердобольных женщин.

Смеркалось, а Жак Рандель все еще шел, измученный, голодный, отчаявшийся, еле передвигая по травянистой обочине натруженные босые ноги: его старые башмаки давно развалились, и он берег единственную оставшуюся пару. Была поздняя осень, суббота. Ветер свистел в деревьях, гнал по небу серые клубы облаков, тяжелых и быстрых. Пахло близким дождем. В этот предпраздничный вечер все кругом словно вымерло Кое-где на полях, как желтые чудовищно разросшиеся шампиньоны, высились скирды соломы, но сами поля казались безжизненно-голыми, хотя были уже засеяны для будущего урожая.