Длиннее становились дни, ярче светило солнце, камни и мхи обнажились на проталинах. Но чуть подальше от побережья тундра ещё была в снегу. Нечего было и думать о том, чтобы двинуться из становища вглубь полуострова. Лизе оставалось одно — ждать, пока не очистятся ото льда верховья реки.
После происшествия на переправе она два раза встречала портового надзирателя. Он попался ей возле почты, сухо кивнул головой и хотел было проскочить мимо. Она сама его окликнула. Необходимо было поблагодарить человека, который ради неё пошел всё-таки на такой риск. Егешко с достоинством сказал несколько слов, полагающихся в этих случаях, о том, что всё это не стоит благодарности, что каждый, по его мнению, поступил бы точно так же. Он ушел, оставив Лизу в полном смущении. Этот суховатый вежливый моряк никак не походил на того взъерошенного человечка, который, сидя в шлюпке, смотрел на неё остановившимися глазами и, в то время как их уносило в море, хихикал и бормотал какую-то чепуху.
Следующий день был ветреным и пасмурным. Лиза вышла на берег. Волны грядой бежали по отмели, ветер рвал с них белые гребешки и далеко уносил прочь. Пусто было на берегу, даже птицы куда-то попрятались.
Незаметно подошел Егешко и сказал:
— Всё скучаете? Мне вот тоже очень скучно.
Лиза нахмурилась. Это начало разговора было ей хорошо знакомо. Однако на этот раз Егешко держался необычайно почтительно и робко.
— Да, — ответила Лиза, — так глупо получается — не могу ехать дальше. Дорог нет, да и лодочника всё никак не найти.
— Я здесь как на острове, — не глядя на неё, продолжал Егешко. — Живу совершенно один. Это ничего, когда есть о ком думать. У меня была девушка в Ялте. Прежде, когда я уходил в плаванье, я всегда думал о ней. А теперь она вышла замуж, и у меня никого нет. Я совершенно одинок.
Лиза молчала, удивленная этой внезапной откровенностью.
— А вы… у вас кто-нибудь есть? Вы думаете о ком-нибудь?
Егешко добавил, что пусть она простит его вопрос. Они — люди чужие друг другу, встретились и разойдутся, как корабли в море.
— Или как эти волны, — добавил он грустно, указывая пальцем на волны, белой пеной растекавшиеся по отмели.
Лизу рассмешил его вопрос и цветистое сравнение с кораблями и волнами, но в то же время ей не хотелось обижать портового надзирателя. Очень уж он был печален. Улыбнувшись, она ответила, что нет, думать ей тоже не о ком, да это её и не огорчает. Ей в дорогу пора. Нашел бы он ей лодочника — вот что.
