Мёртвая гага, выброшенная морем, валялась на песке. Егешко перевернул птицу носком сапога. Перышки на её груди были окровавлены, ястребы или поморники выклевали ей сердце.
— Судьба тоже так ранит людей, — сказал он, тыча сапогом в окровавленную птичью грудь. — Но, можете себе представить, люди живут, и окружяющие даже не замечают того, что делается у них внутри.
— Нашли бы мне лодочника, — сказала Лиза.
Всё в этом человечке было смешно, даже походка. Глядя, как он по-птичьи переставляет и волочит ноги, она посмеялась ему вслед. «Думаете ли вы о ком-нибудь?» — спросил он её. Мельком ей вспомнился её спутник в поезде, мальчишка, который ни с того ни с сего попросил взять его в экспедицию. Как он запинался и краснел, заговорив об этом, когда они в сумерках стояли вдвоем у окошка! Она ответила ему, пожалуй, слишком резко: «Зачем вы нам?» — и вырвала руку, когда он хотел её удержать. Сейчас, пожалуй, она поговорила бы с ним гораздо спокойней.
Улыбаясь, она перебирала в памяти весь их дорожный разговор. Егешко дважды её окликнул, прежде чем она его заметила. Лиза удивилась: значит, он не ушел, а всё время бродил возле неё? Ни следа мечтательности, с которой он только что разговаривал с ней, не было у него на физиономии. Егешко был хмур, строг; плотно сжав губы, смотрел ей под ноги. Деловито он объяснил, что у него на примете имеется человек, который, может статься, пошел бы к ней проводником и лодочником. Пускай она зайдет к нему — Егешке — на квартиру, а он сейчас же сбегает за лодочником, чтобы они тут же и сговорились. Занятая своими мыслями, Лиза сказала: «Хорошо», — и молча они зашагали к пристани.
Ход с улицы вел в темные сени. Только когда за её спиной захлопнулась дверь, Лиза подумала, что, в сущности, не было никакой надобности идти к портовому надзирателю на квартиру. Проще было расспросить его, где живет лодочник, и всё.
— Не ушибите плечико, — сказал Егешко, открывая впотьмах вторую дверь. Прокуренная, сутками не проветривавшаяся комната, незастланная постель, пол, заваленный всякой дрянью, — одного этого было достаточно, чтобы повернуться и уйти, сказав: «Я лучше подожду вас на крылечке». Между тем Егешко притворил уже и вторую дверь и, обмахнув стул фуражкой, пододвинул его гостье. Он попросил простить ему беспорядок в комнате. Что поделать, — живет холостяком, один, как перст.
— Озяб, — сказал он, скидывая бушлат, — разрешите немного согреться?
Он стал ходить взад и вперед по комнате, тер щеки, дул на пальцы, как будто бы на улице в самом деле был мороз. Он даже не смотрел на Лизу, — можно было подумать, что он забыл о ней. Потом он принялся грызть ногти, потом круто остановился перед Лизой и вдруг схватил обе её руки.
