— Девочка опять стала бледненькой? — глядя ей прямо в лицо, улыбался и бормотал Егешко. — Сейчас конец. Чего вы боитесь?
— Неужели вы не видите, — шопотом сказала Лиза, — что нас выносит в море?
Он даже не покосился в ту сторону. Он смотрел ей в лицо с той же неподвижной усмешкой и всё твердил: «Сейчас, сейчас…»
У Лизы мелькнула мысль, что в лодке сидит сумасшедший, и больше она ничего не помнит.
Моторный бот «Форель», возвращавшийся с промысла, подобрал их обоих в самом горле губы. Пологая волна высоко подбрасывала обе шлюпки, но не захлестывала через борта, — только поэтому они и уцелели. Лиза лежала на дне, уткнувшись в руки лицом, Егешко кружился вокруг и всё пытался ремнем зацепить её шлюпку на буксир. Когда рыбаки поднимали их на борт, он, веселый, размахивал руками и без умолку болтал, что помощь, в сущности, им не нужна, что он и сам бы очень просто выбрался на берег и всё это — напрасное беспокойство. К общему удивлению, при всем том он был совершенно трезв.
В этот день по становищу только и было разговоров о том, как приезжую девушку унесло отливом в губу и как портовый надзиратель погнался за ней на шлюпке. В становище его недолюбливали, с первого дня приезда он пришелся не по вкусу рыбакам, но тут случай был такой, что хочешь не хочешь, а о человеке приходилось говорить с уважением. На маленькой шлюпке выйти в отлив в губу, спасая глупую девчонку, — отважиться на такой поступок мог только по-настоящему крепкий человек. От щуплого, вечно пьяного портнадзирателя никто не ожидал такой прыти, поэтому, обсуждая этот случай, все испытывали некоторую неловкость. Одним было просто неловко за прошлые свои нападки на него, другие, вынужденные согласиться с тем, что парень в самом деле показал себя молодцом, втайне, про себя не знали, что о нём и думать.
Меньше всего об этом говорила и думала Лиза. Когда её, бледную и ослабевшую от пережитого страха, привели на квартиру Кононовых, ей вообще было не до того. Антонина Евстахиевна, увидев свою гостью в таком состоянии и узнав о том, что случилось, рассердилась ужасно, просто из себя вышла. Она велела ей немедленно лечь в постель, зачем-то укутала её двумя ватными одеялами и с этого самого часа раз и навсегда перестала её называть на «вы».
А герой пропал на весь день. Стучались к нему, он не отпирал и не подавал голоса. Закинув руки под голову, неподвижный, он лежал на кровати, и только физиономия его всё время менялась самым странным образом. То вдруг её кривило от бешенства, и, зажмурив глаза, он кусал себе губы, те, вместо бешенства, на лице его появлялось отчаянье, и воспаленные глазки слезились и краснели ещё больше, потом мгновенно высыхали слезы, и крупные капли пота проступали у него на лбу.
