Бесовский танец на сияющей плоскости песка.
― С чего бы вдруг?
― Символизм, идеализм, Уолт Уитман, прошлое Средиземноморья, надежда, красота предмета изображения. Торвальдсен, датское сердце.
― А Эдит стручков гороховых положила?
Пальцы щелкают по комарам, мошкаре, гнусу.
― Ницше и Георг Брандес. Можно сходить посмотреть.
― Эй!
― Подымайся.
― Я слишком большой, чтоб на закорках ездить, что скажешь?
― На плечи залезай.
― Хо!
― Хо!
― А в термосе холодное молоко. Эдит решила, что для подрастающего датского организма это единственное подходящее питье.
Пальцы ерошат Гуннару волосы.
― Я так и думал, что ты глупить начнешь.
Ноги вытянуты, Гуннар придерживает за лодыжки, а Николай перегибается заглянуть ему в глаза вверх тормашками.
― Лови! сказал Николай, сгибаясь и переваливаясь на руки Гуннару вялым мешком, хохоча.
― Заройся в эту сумку и посмотри, что Эдит называет пикником. Следует ли мне обратить внимание, хоть и дружелюбное, на жителя ушитых штанишек, уже направленного к небесам?
Очи долу, притворное изумление.
― У меня, наверное, встает, когда я счастлив. Бутяброды в вощеной бумаге. Бананы. Яйца, венские булочки с изюмом и орешками.
Загорело-розовые, и стебелек, и луковица, мошонка круглая и тугая.
Глупая ухмылка, счастливые глаза.
― Он подымается и покачивается, когда ты позируешь. Для твоего возраста соображает он довольно самостоятельно.
― А твой что, нет? У него, к тому, еще иногда и мое соображалово.
― Крайняя плоть назад соскальзывает, надеюсь? У некоторых нет.
Плоть оттягивается с еле лиловатой головки готовой рукой.
― А почему у некоторых нет?
― А почему у некоторых людей на ногах между пальцами перепонки и на руках по шесть пальцев? Природа чертовски много вкладывает в конструирование тела. Над твоим она очень хорошо потрудилась.
― Этот бутик ― сельский паштет, воняет носками из спортзала, которые две недели летом носили, и грюйер. А этот ― с ветчиной, майонезом и оливками.
― По одному каждого. Фарерские острова не одобряют принципа выбора по религиозным соображениям, наверное.
Николай среди луговых цветов, сначала жует венскую булочку.
― Потом банан, потом бутяброд.
― Ты в свободной стране.
― Вон там, наверху, замазанные голубым, что бы ты себе ни думал, -звезды, так много, что не сосчитать, в бескрайнем пространстве, а воздух принадлежит только нашей планете, и мы сейчас на дне этого воздуха, на лугу в Дании, поросшем дикими цветами, кишащем муравьями, микробами, червяками и травой, а под нами ― слои мела и глины, и твердая скала, уходящая незнамо куда, но куда бы она ни уходила, доходит до центра, и начинается другая половина симметрии ― наружу, на другую сторону мира, напротив нас, куда-то между Новой Зеландией и Землей Короля Эдуарда VII в Антарктике, где гондолы мычащих китов и айсберги с пингвинами, что торчат повсюду и треплются друг с другом, где «Наутилус» с Капитаном Немо, который играет на органе Букстехуде
