На уборку номера ушло десять минут. Еще пять на то, чтобы Выходцев смог объяснить уважаемому администратору причины возникновения кровавых потеков на стенах лестничной клетки девятого этажа. Женщине были совершенно безразличны причины боестолкновения, она рассматривала поведение судьи Струге как хулиганство и дебош. Еще администратор пообещала сообщить о поведении Антона Павловича по месту службы.
– Пива напьются, потом безумствуют! – проявляла недюжинные способности своей памяти администратор. – Чего от них гражданам в суде ожидать?
Пришлось Борису Сергеевичу выйти с администратором вон и уже за пределами номера объяснить, что та не права. То, что Их Чести защищают, Струге и Бутурлин поняли по едва донесшейся до их слуха фразе Выходцева: «Если я еще раз увижу ваш золотой оскал, я вам на него сигнализацию поставлю». Никакой грубости. Исключительно на «вы».
Через полчаса, успокоившись, вся троица разместилась за выдвинутым на середину номера столом.
– Давай, Антон Павлович, начнем с самого главного и самого непонятного. Почему из всех постояльцев гостиницы братки решили искать документы у того, у кого они находились на самом деле, – у тебя?
Ответа на этот вопрос не было.
Волоча за собой примотанный к ноге стул, Ремизов уходил прочь из ванной. Его с трудом переставляемые ступни оставляли жирные следы бурой крови. Они были настолько склизки, что Комик уже дважды едва не поскользнулся. Он уносил из ванной комнаты и чужую, и свою кровь. Из глубоко рассеченной руки она частыми каплями падала под ноги убийцы. Ремизов чувствовал, что слабеет. «Не дай бог так похмеляться каждому…» – думал Комик, продолжая скрипеть по паркету стулом. Похмелья уже не было. То, что происходило последние три минуты, способно снять абстинентный синдром мгновенно.
Сил срезать с ноги липкую ленту уже не было. Он хотел только одного – быстро зализать раны и убраться прочь из этого дома. Сейчас, подходя к так и не прибранному со вчерашнего дня столу, он уже четко представил себе схему последующих действий. Остановить кровь, пока он еще в состоянии это сделать, и покинуть дом прежде, чем вернется Саша Бес. А это прибытие означало лишь одно. Неминуемую смерть. Ремизов же хотел жить. Сейчас, когда он пережил то, что с ним случилось по его собственной глупости, он хотел жить как никогда. Стресс последних нескольких минут еще не выветрился из его разворошенного разума, и он, медленно ступая по полу, вновь и вновь переживал случившееся…
