– Иван Николаевич, дорогой! – обрадовался Антон, увидев соседа хоть и потрепанным, но живым. – Что здесь произошло?! Они не сильно вас покалечили?
– Струге, за свои сорок три года я не встречал человека более опасного, чем вы. – Разбитые очки Бутурлина напоминали окуляры оптических прицелов.
Его рассказ был немногословен, но содержателен. Сразу после ухода Антона в их комнату вошли двое верзил и спросили, где судья. Поскольку в номере числилось два судьи, Иван Николаевич, уже догадавшийся, что с российской юриспруденцией гости не имеют ничего общего, поинтересовался – какой именно. Его вопрос почему-то вызвал шквал негодования, а попытка встать была расценена как вызов. После одного-единственного удара в нос, в результате которого майка мурманского судьи мгновенно окрасилась в пурпурный цвет, «мерзавцы приступили к несанкционированному обыску». В воздух взметалось все, что имело принадлежность к судейскому сообществу, – костюмы, записи, книги и даже предметы личной гигиены. Один из беспредельщиков хотел даже вскрыть крышку телевизора, но не смог ее отломить. Через мгновение Бутурлину наконец-то задали вопрос по существу.
– Где документы, крыса?!
Иван Николаевич потянулся к тумбочке, чем на секунду успокоил ярость негодяев. Но после того как он предъявил свой паспорт, его очки приняли нынешний вид. Еще через мгновение в кармане одного из налетчиков зашипела радиостанция, и неизвестный, говорящий утробным голосом, сообщил:
– Митя, падва сломал мне челюсть! Валите на фиг! Документы у Стгуге с собой!..
После этого оба налетчика исчезли так же неожиданно, как и появились.
Струге было не до смеха. Во-первых, из-за него пострадал совершенно невинный человек. Вряд ли можно было предположить такое развитие событий, однако жизнь Антона Павловича уже давно должна была научить его быть готовым к любой неожиданности. Во-вторых, все оказалось гораздо серьезнее, чем он предполагал. Даже стычка на лестничной площадке не обещала столь стремительного продолжения.
Вызывать группу Выходцев не торопился. Он был из тех следователей, которые сначала думают, а потом делают. То есть – мудрым. Заниматься фальсификацией, сиречь – укладывать найденный Струге пакет обратно в гидрант, а потом при вызванных понятых вновь извлекать его уже не имело смысла. Неизвестные преступники уже знают, что пакета там нет. Серьезность совершаемых преступлений предполагает серьезное отношение к проводимому следствию. И изначальное строение работы на мистификациях и получении вещественных доказательств при помощи незаконных приемов могло привести лишь к одному исходу. Тот же Генрих Падва, или Резник, или иной другой, им подобный, кто не просто умен, а умен до безобразия, развалит дело еще до того, как оно вступит в стадию судебного разбирательства. Убийство судьи и скрывающиеся за ним мотивы этого преступления – не карманная кража, где следователь может позволить себе расслабиться и допустить пару ляпов. Виновные с улыбкой встанут со скамьи подсудимых и покинут зал суда после первого же заседания. Однако ясно было и другое. Никто не может гарантировать безопасности Струге и Бутурлина. Они находятся в состоянии повышенной опасности даже внутри этих стен ведомственной гостиницы МВД. А раз так, то Иван Николаевич имеет полное право знать то, что известно Струге и Выходцеву. Собственно, знали они не много, однако мурманский судья должен знать, за что его бьют в лицо, если имевший место инцидент будет иметь свое продолжение.
