Орлов присел рядом с корнетом, осторожно коснулся его руки. Пальцы князя чуть шевельнулись, отвечая на пожатие, и веки устало приоткрылись.
– Орлов… Как хорошо, что ты пришел.
Лопухин говорил настолько тихо, что ротмистру пришлось склониться почти к его губам, дабы не пропустить ни слова.
– Все хорошо, князь. Сейчас тебя вывезут отсюда, а там подлечат – и будешь будто новеньким, – с максимально возможной убежденностью проговорил Орлов.
Корнет словно не расслышал этих слов. Он горячечно, боясь не успеть, зашептал:
– Слышишь, Саша… Мой дядюшка очень просил меня выяснить… Зимой, когда навещал нас… В Пруссии пропали какие-то важные бумаги масонов, дядя подозревает в этом тебя. Говорит, ты по неведению мог их взять… Прости меня, Орлов…
– За что, Михайло? Какое нам дело до каких-то бумаг? Мало ли что просил твой дядя?
А ведь прав был Кондзеровский! Ох, прав! Но Лопухин – малый что надо и ко всей отдающей нехорошим душком истории не имеет отношения.
Неужели бумаги настолько важны, и краткое введение, собственно, все, что удалось разобрать Александру, – правда?
– Ты, главное, поправляйся. Австрияк отбили. Скоро погоним их отсюда поганой метлой. Каждый офицер будет дорог. – Говорить, что старый Лопухин не так уж неправ насчет записок, Орлов не стал. И вообще почти сразу вновь позабыл о них. Любая бумага казалась такой мелочью, когда речь шла о жизни и смерти каждого человека в отдельности и всей страны…
– Выздоравливай. Мы будем тебя ждать, – уже громче повторил ротмистр вслед медленно отъезжающей повозке.
Впрочем, Лопухин потерял сознание еще при погрузке и слышать ничего не мог…
Хоть бы выжил, хоть бы…
«С глубокой грустью довожу до Вас, любезный Александр Александрович, что брат Ваш, корнет лейб-гвардии Гусарского полка Василий Орлов, геройски пал в действительном сражении с французами при Островно…»
Дальше строки расплывались, и читать было трудно.
Долго же шло письмо от знакомого еще по Фридланду лейб-гусара Трощинского! Чуть ли не месяц. И весь месяц братец был как бы жив.
Эх, Васятка, глупое дитятко! Ведь даже не видел тебя в красном гвардейском доломане! Сейчас уже конец августа. И как перенесет новость отец?
Орлов сам терпеливо выдержал несколько дней после Городечно, но потом свалился в лихорадке. И хотя запретил вывозить себя дальше полкового обоза, почти неделю не мог сесть в седло.
Однако что значит рана по сравнению со случившимся? Кто будет следующим? Где сейчас любезный Карлуша? Паша Бегичев? Лопухин?
