И уж верхом умения было со стороны Аполинария умудриться вложить в ту же руку еще и краюху духовитого, видно, недавно кем-то испеченного хлеба.
– Может, налить? – Денщик услужливо приподнял бутылку и чарку.
Словно у всадника так много свободных рук!
– Дай, – Орлов изловчился, подхватил свободной рукой бутылку, на вес – полупустую, и сделал большой глоток прямо из горлышка. Он вновь не почувствовал ни вкуса, ни крепости напитка, и лишь желудок откликнулся на действо благодатным теплом.
Первый же шаг коня отозвался болью в раненом боку, и Александр вцепился зубами в гусиную ногу, чтобы сдержать стон.
– Вот и славненько. Эвон как проголодались… – Аполинарий посмотрел барину вслед и задумчиво приложился к возвращенной бутылке. – Однако рази можно бросаться в бой очертя голову? Что я старому барину-то скажу?
Он отхлебнул опять и почесал голову под фуражкой.
Пока денщик предавался раздумьям, подкрепляемым казенным напитком, его хозяин ходил по импровизированному лазарету.
Большая, освещенная кострами поляна была усеяна лежащими людьми. Терпко пахло кровью и всевозможными миазмами. Слышались стоны и крики. Редкие санитары и врачи сбивались с ног, пытаясь хоть что-то сделать для пострадавших. Здесь шла своя война – за жизни тех, кто эти жизни не щадил.
Кого-то уже грузили на всевозможные повозки и увозили прочь. Приказа об отходе еще не было, срабатывало старое правило – увезти пострадавших в места более спокойные и безопасные.
Найти кого-нибудь в царящем бедламе было трудно. Наконец Александр поймал какого-то врача.
– Где здесь Лопухин? – И, видя недоумение, уточнил: – Гусарский корнет. Как он?
– А, гусар, – что-то начал вспоминать лекарь. Большинство раненых офицеров принадлежали пехоте или артиллерии. – Где-то был. Но вот где…
– Хорошо, как он? – повторил вопрос Орлов. – Жить будет?
– Откуда я знаю? Все в руце Божьей. – Лекарь, не прощаясь, повернулся и усталой походкой направился к палатке, откуда были слышны душераздирающие крики неведомого страдальца.
Какое ему дело до отдельного раненого?
Орлов вряд ли сумел найти друга, если бы не заметил княжеского денщика. Тот заботливо бежал за водой, и именно от него Александр наконец сумел узнать основное.
Очередная повозка уже приближалась туда, где рядом с одним из костров лежали несколько офицеров. Лопухин сразу бросался в глаза благодаря мундиру. В остальном… В остальном трудно было признать в корнете веселого цветущего юношу, каким он был еще днем. Даже во тьме было видно, что лицо побелело, словно кровь давно покинула его, черты стали резче, и вряд ли кто-нибудь дал бы сейчас тихо лежащему гусару его девятнадцать лет.
