Еще дальше два десятка разнокалиберных возов медленно везли раненых и больных солдат прочь от Дуная. И разумеется, был лекарь, вопреки обыкновению, человек заботливый, обращающий внимание не только на господ, напротив, большую часть пути проведший среди простых солдат.
Офицеры пробовали в карты сыграть, но в повозке это оказалось трудно, тем более что Гурьялов лишился кисти левой руки, и держать карты оставшейся ему было нелегко.
Зато капитан мог свободно ходить, чего нельзя было сказать о его спутнике. Осколок турецкой бомбы перебил кость, и теперь нога Орлова была плотно упакована в лубки и несгибаемо торчала вперед, мешая и толком сидеть, и, тем более, нормально передвигаться.
– Ерунда это все, штаб-ротмистр, – привычно проговорил Гурьялов в ответ на столь же привычную ругань Александра на причиняемые раной неудобства. – Вот если бы попало в колено, тогда дело швах. Так бы и хромал всю жизнь, как этот, рогатый. Голень – подумаешь! Срастется, куда она денется? Ну, не попляшешь какое-то время мазурку. Велика ли потеря?
Потеря действительно казалась небольшой. Первоначальный шок от раны прошел быстро, чему немало способствовала уверенность эскулапа в благополучном исходе. Орлов даже попытался остаться при полку, однако довольно быстро почувствовал свою ненужность. Все же быть при деле и просто разъезжать в повозке следом за эскадроном – понятия весьма разные. Уж лучше перебраться в какой-нибудь городок да отдохнуть там в покое, не заботясь ни о чем. Не сегодня, так через месяц войска разойдутся на зимние квартиры, и торчать постоем в какой-нибудь позабытой Богом деревеньке – удовольствие не из лучших.
Если бы еще не эта выматывающая душу езда!
Орлов привычно набил трубку себе, потом посмотрел на спутника и принялся набивать трубку и тому.
– Благодарствую, – капитан с удовольствием закурил. – Что до меня, то выправлю все бумаги да отправлюсь в свою деревеньку. Послужил Государю, теперь самое время позаботиться о хозяйстве. Небось, без моего пригляда там все в запустение пришло. Поселяне – тоже люди и заслужили лучшей доли. Да и места у нас такие – залюбуешься! Был я с Суворовым в Италии, потом – с Кутузовым в Австрии, с Беннингсеном в Пруссии, теперь вот – третий год в Молдавии и Болгарии, и так скажу: красивше родных мест нигде не сыскать. Вот обустрою свой дом, женюсь и буду перемежать сельский труд с покойным отдохновением…
Ни о каком покое Александр никогда не думал. Он так сросся с полком, что вне его давно не представлял жизни, и хоть тянуло иногда навестить знакомые с детства места, тяга была не столь значительной, чтобы говорить о ней сколько-нибудь всерьез.
