Первостепь | страница 115
Шаман опять усмехается, словно мысли видит насквозь. Конечно, видит! Вдруг перескакивает:
– Чего о нём спрашивать?.. Разве не видел: на его губах истаял вкус жизни, он утратил свою безупречность; он не жилец. Позволяй миру быть, благодари!.. Вот о чём надо думать. Не о дыме. Не о нём.
О ком – «о нём»? О каком «дыме»? – Не понимаю… – всё, что можно ответить… теперь, о ком?! – Не понимаю!
Еохор в досаде хлопает себя по ляжке. Глупый охотник! Пустой и глупый. Как все! И что ещё можно сказать…
– Когда у кого-то есть зерно или мясо, тот делает из камней печь и печёт. Но когда кто-то печёт завтрашний день – это и есть печаль.
– Какая печаль? О чём Еохор всё утро толкует?.. о чём?..
– Да всё о том же… Охотник ведь знает, что утром взойдёт солнце, что у него под боком есть жена, которую он любит, что…
Но слушать дальше Режущий Бивень не в силах. Он прерывает шамана, он резко кричит: – Далась шаману моя жена!.. – так делать нельзя, он сам понимает и осекается. Разве привяжешь гиену? Перегрызёт любую верёвку… и даже свою лапу вместе с верёвкой. Потому не привяжешь. Так и с шаманом. Не свою лапу перегрызет, а твою, запросто. Потому надо слушать, обязательно надо. Ласточки не летают в грозу – надо слушать! Но Еохор замолк, сам замолк, глядит в сторону, притих тоже, как ласточка, уронившая весть – значит, охотнику можно спросить, наконец, и о том, за чем пришёл:
– Что случилось с ушедшим?
Шаман меняется в лице. Привычным становится лицо. Не страшным, понятным. Ничего не было, будто разом рукой смахнулось, как пылинка. Ничего не было. Семь сторон света, светило, Тот – всё забыто, рассыпалось одним махом. Просто шаман рассказывает, как одному охотнику (Чёрному Мамонту) днём стало плохо, он слёг, а посреди ночи вдруг захотелось мяса, и тот подавился большим куском. Его били по спине и даже перевернули кверху ногами и долго трясли, но он умер. И в глотке не было мяса.
Загадка не меньше. Режущий Бивень наморщил свой лоб, и, кажется, что голова его лопнет. Расколется. Но всё равно хочет знать.
– Тогда почему же умер столь славный охотник? – вот что хочет знать Режущий Бивень. Как – об этом пускай судачат старухи.
«Идём!» – подаёт знак шаман. И они направляются в лагерь. Действительно, солнце полностью пробилось уже сквозь туман, пережило, но ещё мутное. Режущий Бивень отстал на три шага, почтительно следит за раскосой тенью своего вожака, хуже нет, чем невзначай наступить на неё.
Чёрный Мамонт лежит на земле. Руки сложены на груди крестом, ноги подогнуты в коленях. Тело посыпано цветочными лепестками, пахучей травой и листиками багульника. У изголовья поставлена костяная плошка с водой, кусок оленьей печёнки ещё дымится на деревянной тарелке. Вдова Крепкая Ветка сидит на траве и отрешённо кормит грудью младшего сына. Она уже выдрала на своей голове клочья волос, чтобы душа умёршего мужа без затруднений могла её опознавать. Заметив подходящих, вдова потупляет взор. Режущий Бивень может теперь внимательно всё рассмотреть.