Право учить. Работа над ошибками | страница 22
— И кому нужны ваши услуги?
— Многим. Огласить наследникам завещание главы семьи. Передать личное послание. Показать невесте жениха или наоборот. Сохранить в памяти важное событие.
— Постой! Ты можешь запоминать сразу нескольких участников, если уж упомянула о целом событии?
Хель кивнула:
— Да. Хотя это требует очень многих сил, но и ценится гораздо дороже.
— И ты можешь потом показать всё происходившее?
— По очереди. Поэтому для сохранения особенных событий всегда приглашают нескольких лицедеев.
И всё-таки восхитительный дар. При всей своей тяжести. Если смириться и принять судьбу, разумеется.
— Значит, платят хорошо?
Голубые глаза подтверждающе моргнули:
— Весьма.
— Но оплата не покрывает расходов?
Хель отвела взгляд, печально опуская подбородок, и тихо произнесла:
— Было бы нечестным только жаловаться на судьбу, и всё же... Я мечтала бы родиться заново, без своего умения. Наверное, ты не поймёшь... Мой отец был лицедеем.
Слово «отец» она выделила заметным нажимом, как будто именно в личности её родителя или в его деяниях и крылся корень всех бед. Но для меня прояснения не наступило, потому пришлось поступить чуточку жестоко, беспечно заявив:
— Иначе, наверное, и быть не могло, ведь при зачатии ребёнка без мужчины не обойтись.
— Мой отец! — Теперь слово выделилось и повышением тона голоса. — Не супруг моей матери, а отец!
Немаловажная деталь. И последняя из необходимых. Можно не продолжать расспросы, тем более уже вдоволь потоптался по незаживающей ране. Дальше расскажу сам:
— Ваша мать была из благородного рода, её против воли отдали замуж, или же за годы, прожитые вместе с супругом, она не смогла стерпеться с ним, а может, пришлец, с которым случайно пересёкся её путь, воспользовался своим даром убеждения... Женщина не устояла. Не захотела устоять. А он и не вспомнил о своём безрассудном поступке, исчезнув из вида, когда жалеть было уже поздно... Не нужно подтверждать или опровергать мои предположения, прошу тебя! — добавляю, видя, как губы Хель нетерпеливо и болезненно вздрогнули.
— Но так всё и было. До двенадцати лет я жила, даже не подозревая о своём наследстве.
— И была счастлива неведением, хотя страдала от множества детских бед, полагая их необоримыми. А потом, когда пришла пора взрослеть и вступать в права обладания Даром, чужие лица и голоса хлынули наружу, пугая родителей и слуг. И пугая тебя, потому что целые часы собственной жизни бесследно пропадали из твоей памяти... Может быть, нам не стоит продолжать этот разговор?