— Добрый день, старшияа!
— У кого еще день, а у меня вечер. Видишь, лампу зажег?
— Добрый вечер, тетя Алена! — Галя бросилась к Алене и весело защебетала. — А мы с таткой на поле были! Ячмень смотрели. Васильков нарвали.
— Ну, васильков?
— Васильков! Много! — Галя подбежала к скамейке, взяла охапку чуть увядших васильков и протянула Алене: — Вот сколько!
— Правда много. Молодчина!
Галя, радостно возбужденная, вернулась к отцу и уселась рядом, поджав под себя ноги.
— Керосин только зря изводишь, — чтобы скрыть охватившую ее неловкость, упрекнула Алена Мартина. — На улице такая светлынь, люди с работы еще не пришли, а ты уже свет зажег.
— Глаза свои жалею, испортишь — не купишь, — улыбнулся Мартин. Галннка, беги до тетки Насти, скажи, чтоб шла быстрее… А потом иди домой. Хорошо?
— А ты скоро придешь? — спросила Галька.
— Скоро, Галька, скоро…
— Смотри, приходи, а то я нудиться буду без тебя…
Галя в войну осталась сиротой — мать ее не вернулась в село из партизанского отряда. Отец пришел один. Он увидел на месте своей усадьбы только груду обгоревшего кирпича да тлеющие головешки.
С тех пор Мартин стал жить в хате своей замужней сестры, но обычно приходил туда только ночевать, потому что весь день был занят разнообразными колхозными делами.
Сестра присматривает по его просьбе за Галькой. Она очень любит девочку, но все-таки Галя нередко грустит, «нудится».
как она говорит, если случится, что отец зи весь день не найдет минутки, чтобы проведать ее.
— Как же она похожа на Ганну, — с теплотой и волнением сказала Алена, когда Галя убежала.
— Да, похожа… — задумчиво повторил Мартин. — Гляну, вспомню. — аж сердце зайдется… — Мартин широкой ладонью закрыл свое темное хмурое лицо, сильными пальцами сжал седеющие виски. Не шевелясь сидел минуты две, молчал.
Алене хотелось подойти к нему, сказать что-нибудь ласковое, чтобы утихла печаль.
Жена Мартина Ганна погибла в бою у Лапотовского шляха, когда прорывали немецкую блокаду. Очередь немецкого автомата скосила ее на глазах у Мартина.
Ганна взмахнула руками, сделала, спотыкаясь, несколько шагов, упала и больше не цстала.
Мартин с товарищами вынес из окружения ее тело и ночью, когда наступила тишина, на опушке, возле Турьи, похоронил жену. До смерти, видно, но забудется ему тот майский день и та ночь 1944 года.
— Не вспоминай, Мартин. У меня такое же лихо: зачем тревожить…
— А зарастает оно медленно, Алена, ой, медленно…
На крыльце раздались чьи-то шаги, Мартин отнял от лица руку и с усилием согнал с лица следы грусти.
