19 июля мы вернулись в Петергоф, где ожидали приезда президента французской республики; наше плаванье было только прервано, и мы должны были возобновить его по отезде президента. Алексей Николаевич, которому уже два дня, как стало лучше, не мог еще ходить, и его снесли с яхты на руках.
На следующий день после полудня президент прибыл на кронштадтский рейд на броненосце «Франция». Государь поехал его встретить. Они вернулись вдвоем в Петергоф, где Пуанкарэ проследовал в комнаты, приготовленные для него в Большом дворце. Вечером был дан в его честь парадный обед, за которым присутствовала Императрица и придворные дамы.
Президент французской республики прогостил у Императора Николая II четыре дня, и это короткое пребывание было ознаменовано многими торжествами. Он произвел прекрасное впечатление на Государя. Я имел случай в этом лично убедиться при следующих обстоятельствах. Пуанкарэ был приглашен один завтракать с Императорской семьей. Его приняли запросто в Малой Александрии, в интимной обстановке повседневной жизни.
После завтрака Алексей Николаевич пришел за мной и показал мне не без гордости ленту ордена почетного легиона, которую только что получил из рук президента. Мы вышли в парк, где вскоре к нам присоединился Государь.
— Знаете ли, что я только что говорил о вас с Пуанкарэ? — сказал он с своей обычной приветливостью: — он несколько минут беседовал с Алексеем и спросил меня, кто дает ему уроки французского языка. Это совсем замечательный, высокого ума человек, и, что никогда не мешает, блестящий собеседник. Но я больше всего оценил в нем то, что он совсем не дипломат.[31] В нем не заметно никакой скрытности; все просто и ясно, и он сразу завоевывает доверие. Ах! если бы добились возможности обходиться без дипломатии — в этот день человечество достигло бы огромного успеха!
23 июля, после прощального обеда, данного в честь Их Величеств на броненосце «Франция», президент покинул Кронштадт, направляясь в Стокгольм.
На следующий день мы были поражены известием, что Австрия накануне вечером передала ультиматум Сербии.[32] Я встретил среди дня Государя в парке; он был озабочен, но не казался обеспокоенным.
25 июля в Красном Селе был собран чрезвычайный Совет под председательством Государя. Решили продолжать примирительную, но в то же время достойную и твердую политику. Газеты возбуженно обсуждали выступление Австрии.
В следующие дни тон печати стал делаться все более и более резким. Австрию обвиняли в желании раздавить Сербию. Писали, что Россия не может дозволить уничтожения этого маленького славянского народа; что она не может допустить австро-германского главенства на Балканах; что затронута национальная честь.
