Утром 15 июня мы подошли к Одессе. Государь сделал смотр войскам гарнизона. Парадом командовал генерал Иванов, командующий войсками Одесского военного округа.
На следующий день мы остановились на несколько часов в Кишиневе, чтобы присутствовать на открытии памятника Императору Александру I, а 18-го вернулись в Царское Село. Два дня спустя Государь принял там Саксонского короля, приезжавшего благодарить за назначение его шефом одного из полков гвардии. В его честь был устроен парад перед большим Царскосельским дворцом; это было единственное торжество за время короткого пребывания этого монарха. 23 июня он простился с Царской семьей.[27] Вскоре за тем мы в свою очередь отбыли в Петергоф. 14 июля мы отправились в краткое плаванье в финския шхеры. «Александрия»[28] доставила нас из Петергофа в Кронштадт, где нас ожидал «Штандарт». В минуту посадки, Наследник плохо расчитал движение и ударился щиколоткой о конец трапа. Я в первый момент надеялся, что этот ушиб не будет иметь серьезных последствий, но к вечеру ребенок начал страдать, боли быстро усилились: все предвещало серьезный припадок.
Я проснулся на следующее утро среди финских шхер. Видь был прелестен: изумрудное море оттененное на гребнях волн светлыми переливами, было усеяно островками из красного гранита; над ними высились сосны, стволы которых горели на солнце. Дальше, на втором плане, тянулся берег с длинными полосами желтого песка и темнозелеными лесами, которые уходили в глубокую даль, теряясь в небе…
Я спустился к Алексею Николаевичу. Ночь была очень плохая. Императрица и доктор Боткин, бессильные успокоить его страдания, находились при больном.[29]
День проходил тоскливо и медленно. Накануне я заметил среди свиты какое-то необычное волнение. Я справился у полковника Д. и узнал, что на Распутина было сделано покушение, и что жизнь его в опасности. За две недели перед тем он уехал в Сибирь, и по его приезде в родное село Покровское какая-то молодая женщина нанесла ему удар ножом в живот. Рана могла быть смертельна. Переполох на яхте был большой: все время шептались, происходили таинственные совещания, которые внезапно прекращались, как только приближался кто-нибудь, кого подозревали в принадлежности к распутинскому кружку. Господствовавшим чувстом была надежда освободиться, наконец, от этого зловреднаго существа; впрочем, не решались еще всецело отдаться этой радости: у этого проклятого мужика душа была, казалось, пришита к телу, и можно было опасаться, что он и тут избегнет смерти.
