– Мадам Селия, чай уже готов!
– У нее есть свой собственный стиль, не всегда выносимый, к сожалению, – сказала хозяйка дома, как бы извиняясь.
– Пустяки! Мы же не императрицы! – весело возразила маркиза.
Но подумав, она прибавила:
– Впрочем, если вы захотите ее пообтесать, я не стану вас отговаривать. Ничто так не притягивает и не удерживает наших друзей, как приличная обстановка и хорошая горничная.
– Ах, наши друзья… – скептически возразила Селия. – Они и внимания не обратят на горничную. Разве для того, чтобы изменить с ней, если она не слишком отвратительна.
– В Париже это, пожалуй, так. Я знаю Париж и живала там. Вообще, там живется нелегко. Но наши здешние друзья совсем не таковы. Да вы сами это увидите, деточка.
Она убедительно потряхивала головой. И, взяв Селию за талию, сама повела ее на террасу, где «чай был уже готов».
Закат рдел таким пламенем, что все небо на западе от самого горизонта до зенита казалось ярко-изумрудным.
В этом чудесно прозрачном небе горели только три тонкие как стрелы облачка. Море отражало их тремя кровавыми бороздами.
– Как красиво, не правда ли? – прошептала маркиза Доре вдруг изменившимся голосом.
Она остановилась на пороге. И ее сильные пальцы властно впились в руку хозяйки.
– Да, – сказала Селия.
Они долго стояли, застыв в восхищении. А потом очень медленно подошли к накрытому столу и заговорили вполголоса, как говорят в церкви.
Наконец Селия стала разливать чай.
– Два куска сахару?
– Один! И совсем немного молока.
Маркиза Доре уже отставила чашку и снова повернулась к закату.
– Как красиво!.. – повторила она.
И помолчав немного, с таинственным видом объяснила Селии:
– Прежде я совсем не замечала, как это красиво. Вот такие закаты. В детстве на них вообще не обращаешь внимания, а потом привыкаешь не смотреть – думаешь, что не стоит: такая обычная штука и повторяется триста шестьдесят пять раз в год. Но вот однажды мне представили… Постойте, это было как раз на улице Сент-Роз!.. Представили одного морского офицера «с тремя нашивками», который в часы досуга занимался живописью. Он проживал в вилле как раз напротив вас и устроил у себя на балконе уютную мастерскую, обставив ее камышовой мебелью из Гонконга и китайскими вышивками. Этот моряк был удивительным человеком, милочка. Три с лишним месяца он был моим любовником, но я не запомнила, чтоб он провел и пять минут без кистей и палитры. Каждый вечер, вернувшись из арсенала, прежде чем поцеловать меня, – а ему нравилось меня целовать, – он хватал клочок бумаги и набор старой пастели и усаживался на окне, «чтобы запечатлеть оттенки тканей, избранных сегодня солнцем».
