Солнце заходило. Мы вышли из музея и спустились по лестнице. Не знаю, почему мы молчали; казалось, наши рты были запечатаны статуей.
Внизу мы увидели, как солнце опустилось в воду. Аттические горы резко выделялись на багряно-красном небе. Сумерек не было. Ночь одним прыжком перескочила из Азии в Европу и повисла над Грецией.
Ночь, конечно, не была черной – греческие ночи светло-голубые, сияющие. О, та ночь нисколько не напоминала ночей у бухты Покойников. Смотрите на воду у подножия утеса: она зеленая и черная. Там вода была цвета неба, а небо цвета молока. Я это видел. А теперь…
После обеда – мы обедали все вместе в полном молчании – я вдруг вспомнил, что в эту ночь будет полнолуние и что мы условились пойти в Акрополь. Для этого нужно особое разрешение, подписанное не знаю кем. Но гостиницы всегда держат эти разрешения в распоряжении туристов. Я ушел из-за стола, чтобы купить это разрешение в конторе гостиницы.
Клодина и Дартус остались.
Когда я вернулся, они еще сидели за столом. Мне показалось, что их стулья были немного сдвинуты с места, но я не обратил на это внимания. Да и мог ли я подумать…
Мы вышли вместе.
Луна уже стояла высоко – яркая-яркая. Старый мрамор, более белый, чем при солнечном свете, отражал лунный свет. По дороге мы остановились в цирке Диониса. Античные кресла, казалось, ожидали слушателей Орестеи. Быть может, представление уже началось… Быть может, актеры времен Эсхила рассказывали зрителям, на один вечер покинувшим глубину Гадеса, что тепло солнечного дня приятно, что мертвый Ахилл не стоит живого пастуха.
Мы зашли на минуту. Клодина села в одно из кресел. Дартус сел рядом. Я остался стоять. Цирк был залит лунным светом, воздух был прозрачен. Над нами возвышался гигантский Акрополь. Подняв голову, я увидел колоннаду Парфенона, увенчивающую утесы.
Мне пришло в голову, что кому-нибудь, находящемуся наверху у колоннады Парфенона, стоило только перегнуться через перила, чтобы видеть малейший наш жест в прозрачной полутьме греческой ночи.
Я подумал об этом случайно. Да и почему бы у меня возникла задняя мысль?
Когда я захотел продолжить прогулку, Клодина заявила, что она устала. Дартус тоже. Они остались сидеть на мраморных креслах, чтобы отдохнуть до моего возвращения. Я пошел один.
В начале лестницы сторож открыл мне решетку и пошел вслед за мной. Это был несчастный со сгорбленной спиной и седой головой. Из жалости я положил драхму в его шапку. Он подумал, что я хочу остаться один, чтобы по обычаю туристов украсть какую-нибудь безделицу на память. Он низко поклонился мне, стараясь понимающе улыбнуться беззубым ртом, и пошел обратно.
