Но, как человек бывалый, он времени зря не тратил. Ободрал сухую кору с погнувшихся деревьев и с бревен. Набрал щепок. Их много было внутри пустых прогнивших бревен. В расположенном на уровне земли большом дупле внутри старого, но не сухого еще дерева скопилась огромная куча принесенных ветром палых листьев, сучков. Он выгреб ее всю. Выкорчевал несколько кряжистых мокрых пней и в два приема снес их в дом, прихватив валявшиеся тут же коряги. Крапинка набрал полкорыта щепок, в том числе и сухих - из сарая, подобрал возле забора несколько чурбачков и притащил два больших ящика из своей комнаты.
- Эй, тут, видно, чертовски холодно, да? - Крапинка поежился.
Маколи тщательно уложил в печке сухие и сырые дрова и множество скомканных старых газет и журналов. Потом полили всю эту груду керосином из фонаря. Поджег и начал раздувать огонь. Пламя продвигалось крадучись, ощупывая сырое дерево, то и дело клубами густого дыма отползая назад, а Маколи все продолжал трудиться, слушая, как потрескивает, фыркает мокрое дерево.
Потом огонь разгорелся, и, когда в комнате стало совсем тепло, Маколи пошел в соседнюю. Он переложил Пострела на свою кровать, а матрац и всю постель отнес и свалил на пол у стены напротив печки. Возвратившись, завернул ребенка в одеяло и вынес в другую комнату. Девочка ужасно мучилась.
Холодный воздух в коридоре вызвал новый приступ кашля. Ее тельце дышало жаром, к его щеке прижалась влажная, горячая головка.
- Ты думаешь, поможет? - спросил Крапинка.
- Кто знает, - не останавливаясь, отозвался Маколи. - Если удастся сбить температуру, поможет.
Он налил в горсть эвкалиптового масла и натер им спину, грудь и шею Пострела. Ее кожа запылала ярко розовым, четко проступили голубые жилки. Туго обтянутая кожей грудь напоминала хрупкую угольчатую корзинку. Ключицы выпирали, словно кости общипанной птицы. Полным рядом вырисовывались на спине кругляшки позвонков.
Маколи втирал масло, водя кончиками пальцев вверх и вниз. Девочка вскрикивала, изгибалась. Он израсходовал весь пузырек, каждый раз досуха втирая очередную порцию масла. Вскрикиванья перешли в пронзительные, надрывающие душу стоны. Крапинка глядел на девочку со страдальческим выражением лица. А Маколи продолжал свое. Лицо у него стало как каменное. Он все тер и тер, так что даже кое-где содрал кожу. И лишь тогда угомонился. Обернул одеялами измучившегося ребенка, и девочка, тихонько всхлипывая, погрузилась в сон.
