Мы угрюмо кивнули.
Лозенвольдт внезапно уставился на меня, задумался, потом, поджав губы, покачал головой. Развеять его сомнения никто не потрудился.
- Ваши фонари на столе. Пожалуйста, наденьте их на каски.
Фонари состояли из плоского, довольно увесистого аккумулятора, который носили на спине в районе поясницы, и лампы, которая крепилась спереди на каску. Аккумулятор соединялся с фонарем проводом.
Мы двинулись ко входу в шахту, похожие на бригаду гномов. Кабинка была наполовину открытая, так что мы могли свободно наблюдать проносящиеся мимо каменные стены шахты. Неудобно, ужасно шумно и противное ощущение, что под ногами у тебя несколько тысяч футов пустоты.
Возможно, спуск действительно занял меньше двух минут, но я не имел возможности это проверить: я не мог взглянуть на часы, поскольку стоял зажатый между Ивеном, в чьих огненных глазах вдруг промелькнул страх, и здоровенным шахтером двух футов четырех дюймов ростом и двадцати стонов>* весом, который забрался в кабину вместе с несколькими товарищами.
* Около 125 кг.
Наконец мы достигли дна шахты и выбрались из кабины. Внизу уже ждала другая группа, которая собиралась подняться наверх. Как только мы вышли, они зашли внутрь, прозвенел звонок, и кабина с лязгом исчезла в вышине.
- Залезайте в вагонетки! - распорядился Лозенвольдт. - В каждую помещается двенадцать человек.
Конрад оглядел вагонетки. На вид это были проволочные клетки на колесах, в которых могла поместиться крупная собака - при условии, что она свернется клубком.
- Сардинам в банке живется просторнее! - сказал мне Конрад.
Я рассмеялся. Но оказалось, что в вагонетке действительно помещается ровнехонько двенадцать человек. Правда, последнему приходится сидеть на краю дыры, служащей входом, и держаться за что-нибудь, чтобы не выпасть на ходу. Последним оказался Пентлоу, и держался он за комбинезон Лозенвольдта. Нельзя сказать, чтобы Лозенвольдту это понравилось.
Набитые под завязку вагонетки, грохоча, покатили по тоннелю, уходившему вдаль, насколько хватало глаз. Снизу, примерно на высоту четырех футов, стены были выбелены. Выше шла ярко-красная полоса шириной дюйма два, а дальше был природный серый камень.
Конрад спросил у Лозенвольдта, зачем эта полоса. Ему пришлось кричать, чтобы быть услышанным, и кричать пришлось дважды, потому что отвечать Лозенвольдт не спешил. В конце концов тот неохотно сообщил:
- Это указатель для проходчиков! Когда штольня раскрашена так, ее проще делать прямой и ровной. Красная полоса - это уровень.
