Катя судорожно вздохнула, вздохнула сама, пока я продолжал делать ей искусственное дыхание. Ощущение было странное - как будто она высасывает из меня воздух.
Я отодвинулся от ее губ, но по-прежнему держал ее рот раскрытым, придерживая челюсть рукой. Она продолжала дышать - поначалу судорожно, отрывисто, но постепенно ее дыхание выровнялось. Она хватала воздух неглубокими шумными глотками.
- Она нуждается в тепле, - сказал я Родерику. - Принесите одеяла.
Он ошеломленно смотрел на меня.
- Да-да… Одеяла…
- Сейчас принесу! - сказал кто-то, и оцепенение, охватившее всех присутствующих, сменилось суматохой. Сперва шок, потом страх, потом облегчение - и все потянулись за виски.
Я увидел Клиффорда Венкинса, смотревшего сверху вниз на Катю, которая все еще лежала без сознания. Лицо у него было серое и какое-то опухшее. Но по крайней мере, пока он прекратил тарахтеть.
Конрад, похоже, тоже временно забыл про свое любимое «дорогуша». Впрочем, я подозревал, что сосредоточенность на его лице не имеет ничего общего с шоком. Конрад, как и я, был профессионалом и смотрел на этот несчастный случай с точки зрения расположения камер, светотени, впечатляющих цветовых пятен. Интересно, в какой момент профессиональное отношение к чужим страданиям становится грехом?
Кто-то вернулся с одеялами, и Родерик трясущимися руками закутал Катю и сунул подушку ей под голову.
- Когда она придет в себя, не ждите от нее слишком многого, - предупредил я его. - У нее, возможно, будут путаться мысли.
Родерик кивнул. Щеки его снова порозовели - Катя осталась жива, худшее миновало.
Он внезапно посмотрел на меня, на нее, потом снова на меня. Похоже, он вновь обрел способность мыслить связно.
- Вы - Эдвард Линкольн, - медленно произнес он, как будто только что это обнаружил.
Перед ним тоже встала дилемма: прилично ли использовать в профессиональных целях несчастный случай со своей подружкой?
Я оглядел комнату. Он тоже. Ряды корреспондентов заметно поредели. Я встретился глазами с Родериком и понял, о чем он думает: репортеры бросились к телефонам, а он здесь единственный представитель своей газеты!
Он снова посмотрел на девушку.
- С ней ведь теперь все будет в порядке, да? - неуверенно спросил он.
Я ничего не ответил, только сделал неопределенный жест. Наверняка ничего не скажешь. Сердце у нее останавливалось всего минуты на три, так что, если повезет, необратимых изменений в мозгу не произойдет. Впрочем, все мои познания на этот счет ограничивались объемом давнишних курсов первой помощи.
