Наш рыбак, пасмурный старичок с тощей темной грудью, поросшей седым волосом, налег на весла, и мы стали быстро удаляться от берега. Инка сидела у него за спиной, на носу челнока, и это, видимо, рыбака беспокоило: он то и дело оглядывался проверить, не свалилась ли она в воду Но Инка сидела смирно, подобрав под себя ноги, и не двигалась
— Стыдно как-то, — сказала она мне. — Люди едут на работу, а мы развлекаемся.
Но по лицу ее было видно, что никаких развлечений она сегодня не ожидает.
Мы поравнялись с первой лодкой, что было нетрудно, потому что одинокий рыбак уже не греб, а дрейфовал, положив весла. Склонившись через борт ухом к самой воде, он одной рукой придерживал свою чалму, а другою как бы гладил поверхность моря, не касаясь ее. Оба наших гребца, как по команде, подняли весла и замерли.
— Слушают рыбу! — крикнул с соседней лодки Тимофей, и все рыбаки укоризненно на него посмотрели
Каким далеким и нелепым казалось отсюда все, что нас вчера беспокоило: таинственная кража в гест-хаузе, ботинки Зо Мьина, содержимое спортивной сумки Хагена, переговоры о моторной лодке, проколотое колесо…
Нам с Инкой выдано было по мотку суровой бечевки с грузилом и тройным крючком, и старик, вытряхнув на свободную скамейку из брезентовой сумки дюжину летучих рыбок с длинными, как у ласточек, крыльями, принялся ловко резать их ножом на аккуратные дольки. Про себя я подумал, что лично мне уже этих рыбок хватило бы на хорошую «жарешку», видимо, рыбаки рассчитывали на несравненно больший улов.
Тан Тун уже успел наживить свой тройничок и сейчас озабоченно, обеими руками, спускал в воду бечевку. Тимофей же готовился к ловле, как хирург к операции: закатав рукава, он зачерпнул забортной воды, совершил омовение лица и рук до локтей, прополоскал морскою водой рот, сплюнул, приосанился, огляделся. Лицо его, в мелких светлых брызгах, сияло в предвкушении радости. Впрочем, наш Тимофей неисправимый оптимист, его натура замешена на радостном, безоговорочном приятии мира, где всякий микроб, всякая водяная, ползучая и летучая тварь кружилась вместе с человеком в праздничном танцевальном вихре. Даже симптомы болезней своих пациентов Тимофей описывал с таким упоением, как будто это были удачные па. Взявшись за снасти, Тимофей то и дело окликал меня с соседней лодки: «А что это вы сейчас делаете, сэйя? Насаждаете, насаживаете? Как правильно по-русски? Значит, это будет насадка? Наживка?» Я с удовольствием подкидывал ему новую лексику (скажем, «грузило», «поклевка»): приятно, когда человек так старательно учится без отрыва от жизни. «А глагол «клевать» изменяется как? Я клеваю, они клевают? Все понятно, как «танцевать».
