– Скажите, вы ведь Шурочка? – Я все же рискнула подойти поближе.
– Для кого Шурочка, а для кого Александра Семеновна, – удивленно протянула медведица. – А ты… А вы откуда меня знаете, мы разве знакомы?
– Заочно – да, – кивнула я, – мне Алексей, – показала я глазами на значок, – очень много о вас рассказывал. Я давно хотела поблагодарить вас, вы ведь так помогли Алексею в моих поисках.
– Так вы – Анна Лощинина?
– Она самая, – едва успела ответить я и в следующую секунду ощутила, как тяжело приходилось несколько минут назад охранникам.
Господа, мой вам совет: если вы когда-нибудь окажетесь в эпицентре торнадо, не дергайтесь, расслабьтесь и отдайтесь стихии. Есть шанс уцелеть.
Я поступила именно так, поэтому после того как восторги Шурочки слегка поутихли, обнаружила, что еще способна держаться вертикально, и некоторые (в основном внутренние органы) части моего тела даже не пострадали. Затем меня понесло бурным течением, словно лодчонку за крейсером, к какому-то из выходов. Радостная Шурочка жаждала пообщаться со мной поплотнее, расспросить, как там Алексей, не нужна ли ему помощь, поделиться со мной переживаниями, в общем, меня вели в гости. Добровольно-принудительно.
А почему бы и нет, в конце-то концов! Когда мы вышли через боковые двери на узкую улочку, Шурочка устроила меня в малолюдном тупичке и, попросив подождать буквально пять минут, пока она сбегает за чем-нибудь вкусненьким, с шумом унеслась. А я решила позвонить Алине и предупредить, что задержусь в гостях у Шуры Лапченко.
Прижав бобра Германа к груди, я копошилась в сумочке в поисках мобильника. Краем глаза заметила, что в закоулок въехал какой-то фургончик, похожий на маршрутку. Водитель вышел и направился в сторону киоска с сигаретами. Наконец, телефон был найден, и я набрала номер Алины.
– Слушаю, – ответила она.
– Алина, это Аня, тут… – начала было я, но внезапно внимание мое привлек странный стук, словно бабочка билась в стекло. – Подожди минуточку, – бросила я в трубку и повернулась на звук.
В стекло билась не бабочка. В окно подъехавшего фургона изнутри изо всех сил стучала кулачками бледная, испуганная, горько плачущая Инга.
– Господи, Кузнечик! – вскрикнула я и, отбросив кричащий голосом Алины телефон и сумку, но почему-то прижав к груди бобра Германа, кинулась к фургону.
Я судорожно дергала одной рукой дверцу, изнутри билась рыдающая малышка и, захлебываясь, твердила:
– Улечка, миленькая, не уходи, не бросай меня!
