— Что мне его благословение! — сердито молвила генеральша Татищева. — Сам отчего не пожаловал? Ишь, черницу прислал, отделался. Вычеркну к лешему из духовной всё, что церкви отписано.
Щенок уже был у нее на руках и вылизывал старое, морщинистое лицо, не встречая ни малейшего противодействия.
У ног Пелагии раздался зычный лай, и на постель взгромоздился белыми лапами широкогрудый курносый кобель с обиженно наморщенным крутым лбом.
— Не ревнуй, Закидайка, — сказала ему больная. — Это же твой сынок, кровиночка твоя. Ну, дай и тебя приласкаю.
Она потрепала Закусаева родителя по широкому загривку, стала чесать ему за ухом.
Пелагия тем временем искоса разглядывала прочих, кто находился в спальне.
Молодой человек и девица, вероятно, были внуком и внучкой генеральши. Он — Петр Георгиевич, она — Наина Георгиевна, оба Телиановы, по отцу. Им, надо полагать, и главная выгода от завещания.
Пелагия попыталась представить, как этот ясноглазый, переминающийся с ноги на ногу брюнет подсыпает бедным псам яд. Не получилось. Про девушку, писаную красавицу — высокую, горделивую, с капризно приспущенными уголками рта — плохого думать тоже не хотелось.
Был еще и мужчина в пиджаке и русской рубашке, с простым и приятным лицом, которому удивительно не шли пенсне и короткая русая бородка. Кто таков — непонятно.
— Преосвященный прислал вам письмо, — сказала Пелагия, протягивая Татищевой послание.
— Что ж ты молчишь? Дай.
Марья Афанасьевна пригляделась к монашке получше. Видно, отметила и очки, и манеру держаться — поправилась:
— Дайте, матушка, прочту. А вы все ужинать ступайте. Нечего тут заботу изображать. Матушка тоже кушать пожалуйте. Таня, ты ей комнату отведи — ту, угловую, в которой давеча Спасенный этот ночевал. И очень складно выйдет. Он Спасенный, а она спасенная, потому что Христова невеста. Если Владимир Львович приедет, как грозился, Спасенного этого во флигель отселить. Ну его, противный.
* * *
Обустраивая гостью в светлой, опрятной комнатке первого этажа, выходившей окном в сад, словоохотливая Таня рассказывала про то, кто такой Спасенный, что останавливался здесь прежде. Пелагия про Спасенного знала (да и как ей было про него не знать, если на архиерейском подворье в последние недели только и разговоров было, что о синодальном инспекторе и его присных), но слушала внимательно. Правда, Таня почти сразу перешла на бубенцовского черкеса — какой он страшный, а все ж таки тоже человек, и ему ласкового слова хочется.
