Сью лежала рядом и молчала довольно долго. Я знал, что на дворе уже ночь, и она зовет меня. Наконец я привстал и взял сигарету.
– Может, лучше допить бутылку, – сказала она, села и включила лампу, стоящую возле кровати.
Этой минуты я боялся больше всего. Но в моих глазах она ничего не заметила и смотрела на меня, как на рыцаря, проделавшего долгий путь на белом скакуне, чтобы освободить ее из темницы. Сью подняла бокал.
– A la vôtre, – сказал я.
– A la vôtre? A la tienne, chéri![103] – хихикнула она.
Она наклонилась и поцеловала меня в губы, и вот тут-то она что-то и почувствовала, откинулась назад, пристально посмотрела мне в лицо и прищурилась, потом непринужденно сказала:
– Как ты думаешь, мы сможем еще раз как-нибудь поиграть?
– Почему бы нет, – ответил я, пытаясь выдавить улыбку, – наши игрушки всегда при нас.
Она помолчала, потом снова спросила:
– Может, сегодня поужинаем вместе?
– Прости, Сью, – сказал я, – прости, пожалуйста, но у меня вечером свиданье.
– Так, может, завтра?
– Послушай, Сью, я терпеть не могу сговариваться заранее. Лучше я как-нибудь к тебе заскочу нахрапом.
Она допила коньяк и сказала:
– Сомневаюсь.
Она встала и отошла от меня.
– Пойду надену что-нибудь и провожу тебя.
Она вышла из комнаты и я услышал, как в ванной зажурчала вода. Я остался один на тахте, сидел голый в одних носках и пил коньяк. Несколько минут назад мне казалось, что ночь зовет меня, а теперь было страшно выйти на улицу.
Когда Сью вернулась, на ней было платье и туфли на каблуках. Волосы она взбила и вообще, надо сказать, выглядела гораздо привлекательнее и чем-то напоминала девочку-школьницу. Я встал и начал одеваться.
– Ты хорошо выглядишь, – сказал я.
Тысяча слов вертелась у нее на языке, но она не дала ему волю. Я видел, как она борется с собой. Мне было так стыдно и больно, что я старался не смотреть на нее. Наконец она сказала:
– Если тебе опять будет тоскливо, приходи. Я буду рада.
Она улыбнулась. В жизни я не видел такой странной улыбки: в ней сквозила боль, и униженное женское достоинство, и своеобразная мстительность, которые она неумело пыталась замаскировать веселой девичьей непосредственностью, но они проступали, проступали, как кости в ее рыхлом теле. Если, по прихоти судьбы, я когда-нибудь попаду в руки Сью, она убьет меня, точно так же улыбаясь.
– Ну, пока, не поминай лихом, – сказал я.
Сью распахнула дверь, и мы вышли на улицу.
