Все лица были обращены к младшему Паризи. Ришар по-прежнему улыбался, хотя уже и не так широко. Лола спрашивала себя, уж не тик ли у него?
— Я продал пленку, чтобы защитить себя, — продолжал Жюль.
— Каким образом?
— Я подумал, что ее столкнули, и я, возможно, снял убийцу. Обнародовав пленку, я уже не был бы опасным свидетелем. Я знаю одного продюсера на канале ТВ «Европа». Он сразу купил у меня видео.
— За сколько? — спросила Лола.
Вновь наступило молчание, которое нарушил ровный голос Ришара Паризи.
— За двадцать тысяч евро. Как видите, нам нечего скрывать, — сказал он, поворачиваясь к веб-камере.
— Это отец решил отправить фильм в Интернет.
— Мы и в настоящий момент в Сети, — гордо добавил булочник. — Все на виду, обо всем говорится открыто. Нам не в чем себя упрекнуть. Жюль неприкосновенен, с ним ничего не может случиться. Интернет с телевизионной передачей — это двойная страховка.
— Ловко, — оценила Лола. — Жаль только, что за спиной Алис никого не видно.
— Специалисты телеканала увеличивали изображение, но это ничего не дало, — подтвердил Жюль. — Скорее всего, она покончила с собой. Моей кузине часто лезли в голову дикие мысли, и она редко размышляла, прежде чем их осуществить.
— Но зачем ей понадобилось выдумывать про этого клиента? — вмешался Диего Карли.
Жюль растерянно пожал плечами. Жюльет с мамой не спеша доедали кулебяку, Ришар Паризи казался довольным и самим собой, и жизнью в целом. Лола поставила свой бокал и повернулась к сыну булочника.
— У меня несколько предположений. Одно из них весьма экстравагантное. Вдруг Алис предвидела, что ее смерть снимут на пленку? Что ты об этом думаешь?
— Не знаю, что и думать, мадам.
— Мсье Паризи, не могли бы вы выключить свою веб-камеру?
— Это не совсем в правилах нашего дома.
— Давайте попробуем их немного изменить.
Лола встала, чтобы выключить камеру. Булочник следил за ней таким доброжелательным взглядом, что становилось не по себе.
— Скажи-ка, Жюль, не было ли у вас с кузиной тайны, о которой ты случайно забыл упомянуть?
— Нет, клянусь вам. Этот день рождения должен был быть как все остальные.
— Разница только в двадцати тысячах евро. Прости, что я читаю тебе мораль, но тебя не смущает, что ты продал телевидению ее смерть? Ты подумал о своем дяде Морисе?
— Тогда нет. Сейчас — да.
— Что ты решил?
— Одна часть моего «я» хотела бы раздать эти деньги нуждающимся товарищам, а таких хватает. Другая часть хотела бы оставить их себе. Нельзя сказать, что у меня денег куры не клюют. Вы же видите, я живу вместе с родителями.
