Но Тима не стал этого говорить Нине: все равно она ничего не поймет. И предложил:
— Давай что-нибудь делать, а то у тебя скучно…
— Хочешь, я буду волшебный фонарь показывать?
Тима сидел за партой, а Нина, передвпгая картинки в волшебном фонаре, поясняла уныло:
— Это пустыня в Африке, где очень жарко. Зебра.
Мальчик верхом на страусе.
— Молчи, — приказал Тима, — что я, слепой, что ли?
На белой простыне, позешсшюй на школьной доске, возникали и исчезали яркие картинки, излучающие чудесное, радужное сиянье. Это было так прекрасно и необычайно!
— Конец, — сказала Нина. — Больше пет картинок. — И вежливо осведомилась: — Может, ты по второму разу хочешь смотреть?
— Нет, — сказал Тима, почему-то обидевшись, словно его внезапно и грубо разбудили. — Ноги заплели сидеть так. — Но он не вставал с парты, и в глазчх у него стояло еще волшебное сияние картинок.
Нина села рядом с Тимой, и он слышал ее неровное дыхание и ощущал щекой теплоту ее волос.
— Ты чего свет не зажигаешь? — сердито спросил Тима, чувствуя неловкость оттого, что Пина так близко сидит рядом с ним в темноте и молчит.
— Тима, ты видишь мою маму?
— Ну, вижу иногда. Да зажжешь ты свет или ног?
Войдет Георгии Семенович, начнет ругаться.
— Тима, помоги мне увидеть маму. Я так… соскучилась!
— Да я свою тоже неделями не вижу. Они же революцией занимаются, им некогда.
Влажными руками Нина схватила руку Тимы и с мольбой спросила:
— Скажи, если женщина уходит от мужа, она детей от пего тоже перестает любить, да?
— Что значит — от него! — сказал рассудительно Тима. — Мы же от них вместе. — Помедлил и добавил: — Вот кошка совсем без мужа, а попробуй у ней отними котенка — глаза выцарапает. Нет, матери нас всегда просто так любят.
— А кто тебе родное: отец пли мать?
Тима смутился и стал чесать согнутым пальцем глаз.
Произнес неуверенно:
— Маму мне больше, конечно, жалко, она ведь женщина.
Поежившись от озноба, Нина обилсонно воскликнула:
— Жалеть одно, а любить — другое. Любят — ото когда жить друг без друга не могут. Вот!
— Я маму люблю, — сердито сказал Тима, — но она в комитете живет, и вижу я ее совсем редко. Но я вовсе не такой дурак, думать, что она меня меньше от этого любит. И Софья Александровна там все время на подоконнике пишет. А ты рассуждаешь, как глупая.
Напряженно глядя в глаза Тимы, Нина требовательно спросила:
— Скажи, а твои папа с мамой когда-нибудь ссорились очень сильно?
Смущенно шаркая под партой ногами, Тнлы сказал нехотя:
