Они работали на выгоне — красивый такой участок, летом там паслись телята. Эдеварт рыл ямки, Август сажал.
— Само собой, я снова наведался к доктору, — рассказывал он, — и неудивительно, что доктор как увидел меня, так сразу побледнел. Но я терпеть не могу, когда при мне кто-то плачет. И если взрослый мужчина поднимает лапки кверху, не стоит его больше наказывать. Я сроду на это не пойду. Значит, ты сказал, что доктор взял сто саженцев? Вот жалость-то какая! Нам, верно, следовало сказать: двести? Тогда бы здесь взяли все четыреста. Впрочем, я решил больше не хвастаться, не хочу, чтоб это вошло у меня в привычку.
Управившись у ленсмана, они двинулись в пасторат. Нет и нет, капеллан Твейто решительно не собирался покупать ёлочки! Чего ради он будет сажать здесь деревья? Когда он не сегодня-завтра уезжает!
— Так ведь можно постараться ради прихода, да и Поллен это украсит.
Оно, конечно, так, но капеллан полагает, что и без того достаточно сделал для прихода и для всего селения, хоть и на свой лад.
Август счёл его слова вполне убедительными. Но может, капеллан пожелает оставить по себе вещественную память?
Нет уж, пусть этим займётся его преемник. Какой смысл сажать деревья, когда сам он уже сидит на чемоданах?
Август:
— А как же доктор? Он, верно, тоже скоро уедет, но ведь взял же четыреста саженцев.
— Да неужели? Впрочем, у него и средств побольше, и жениться он не собирается, как я. Но так уж и быть, куплю-ка я у вас сто ёлочек, если вы ничего не возьмёте с меня за посадку.
Друзья сами выбрали место, куда сажать, и принялись за работу, однако на сей раз они сажали ёлочки в два ряда, вдоль дороги, как аллею вниз, к лодочному причалу, куда приставали лодки собравшихся в церковь прихожан. Но поскольку обойтись сотней ёлочек было никак невозможно, Август решил прибавить три сотни из своих запасов. Это решение он живописал в почти молитвенном тоне, что вот, мол, они трудятся на некоторым образом святой земле, а чьё-нибудь око, возможно, взирает на них с высоты небес.
— Итак, во имя Божье! — воскликнул Август, когда они покидали место своего священнодействия.
С этого дня сбыт ёлок заметно наладился. Крестьяне не захотели отстать от местной знати и запрашивали по десять, а то и по двадцать ёлок, в зависимости от наличных средств. Однако с едой друзьям приходилось туго. Люди поблагороднее, из Верхнего Поллена, и сами не шиковали, урожай со своих лоскутных полей они уже собрали, зерно смололи в муку, вот только муки получилось мало, они же привыкли покупать муку на юге, но теперь это было невозможно. Август издевался над господами из Верхнего Поллена и долго плевался, хотя и сам очень хотел есть. Как вели себя полленцы? А как поступил он сам? Просто взял да и отправил телеграмму, чтобы прислали муки.
