– Васенька, привези! Вася, друг, выручи!
И Карась выручал. И Карась, не считаясь со временем и сволочным характером дороги бог весть какой категории проходимости, – привозил нужные позарез обсадные трубы и коронки, дизельное масло и буровую дробь, рудничные скобы и полетевший две недели назад торцовый подшипник. И буровики спокойно уходили в ночную смену, зная, что на станцию поехал Васька.
– Этот не подведёт, – переговаривались они. – Этот выплывет. Он слово такое знает, петушиное…
А начальник геологоразведочной партии, затюканный неурядицами добряк Иванищев подымал кверху палец и ронял многозначительно:
– О! Брыкин – это талант!
Да, за баранкой шофёр третьего класса Василий Брыкин был первый человек.
– Эх, на целине бывало… – мечтательно тянул иногда Васька, вытирая ветошью руки после очередного хирургического копания в железных кишках своего «газона». – Степь-то, она специально для водителя придумана. Выедешь это ранним утречком на элеватор или в глубинку, направление прикинешь на какую-нибудь сопочку – и жми себе на всю железку. О баранке и думать забудь, – ни тебе обгонов, ни тебе разъездов. Хоть автопилота включай! Толстенный роман прочесть можно…
Разок проехал – след, два проехал – дорога, а три – уже спрашивают, куда шоссе ведет…
О городских водителях у Васьки было своё мнение.
– Был я недавно в Питере, – рассказывал он. – Сеструху навещал, она на Балтийском разметчицей работает. Познакомился там с одним, на экскурсию, вишь, в Новгород ездили, на заводе бесплатно, конечно, путевки дали. Так кореш этот экспресс водит «Ленинград–Новгород». Шикарный автобус, доложу вам, «Икарус» называется. Венгры, понятное дело, выпускают. В кабине чистота-уют, сам в капроновой рубашечке, и «гаврилка» болтается. А на дверце пять звёзд наляпано, а, таё-моё с бандуру, – это значит, пятьсот тыщ без капремонту! Не хухры-мухры. Чего скажешь? Да я такого хлыща городского в упор не вижу! Сюда бы его, на здешних лежнёвочках слезы по роже размазывать! Посмотрел бы я на его пятьсот тыщ! Тут тебе не по асфальту шоферить! Конечно, – снисходительно добавлял он, – может, и там раз в неделю головой думать надо, ну а всё же это так, – службишка.
– А здесь, Вась?
– Здесь? – задумчиво переспрашивал Васька, вглядываясь в свои короткопалые бугристые ладони, словно не узнавая их, – здесь, братец ты мой ситный, не служба. Здесь труд. Вез всякой примеси. А где труд – там и интерес. А без интересу зачем жить? Так, – добро на дерьмо переводить!
