– Книгу принёс? – не обращая внимания на моё присутствие, ровно вопросил царь.
Дьяк отвесил низкий японский поклон и, семеня, преподнёс государю маленький томик в коричнево-зелёном переплёте.
– Сам читай, да с выражением! А я душою и сердцем наслаждаться буду.
Филимон Митрофанович ещё раз церемонно поклонился, опустился на колени, кое-как пристроил тощий зад, откашлялся и, раскрыв книжку, тягуче заныл:
Облачная гряда
Легла меж друзьями… Простились
Перелётные гуси навек.
Я не удержался и приостановился на пороге.
– Проняло? – тихо, мечтательно прикрыв глаза, спросил царь.
– Про гусей? – не понял я. – Нет, интересно, конечно. А есть ещё что-нибудь про другой домашний скот?
Дьяк зыркнул на меня злобно и продолжил:
Ива свесила нити…
Никак не уйду домой –
Ноги запутались.
– А-а, это про пьянство! – как мне показалось, сразу угадал я. – Был у нас похожий случай. Плотник Фёдор Ляпин с вечера набрался и не мог выйти из трёх берёз за базаром. Так и бился на развороте в каждую лбом! Утром его стрельцы спасли, избитого, ещё нас же обвинял в превышении.
Горох страдальчески сделал брови домиком, но промолчал. Дьяк затянул снова:
Снежное утро,
Сушёную рыбу глодать одному –
Вот моя участь…
– Ой, кто бы говорил, гражданин Груздев, – опять-таки не сдержался я. – А то никто не знает, что по ночам в одиночку вы не воблу гложете, а водку глохчете!
Филимон Митрофанович аж вздыбился весь от таких неправедных обвинений, а по устам государя скользнула нервная несанкционированная улыбка. А вот теперь-то я точно не уйду…
Единственное украшение –
Цветки мака в волосах,
Голый крестьянский мальчишка…
– Статья по вам плачет, гражданин Груздев! Растление малолетних…
Яблоню я посадил.
О молодой побег тростника,
Впервые тебе я не рад!
– Сажали яблоню, а вырос бамбук?! Так вы у нас ещё и Мичурин, надо же… Самогон тоже на своей конопле настаиваете?
Вихрь поднимая своей бородой,
Стонешь, что поздняя осень настала…
«О, кто же, свет, породил тебя?»
– Да уж, морду бы набить за вас этому неопытному акушеру…
– Смилуйся, государь! – не выдержав, сорвался наш отпетый скандалист. – Доколе же энтот деспот милицейский мне все тексты обламывать будет?! Ить хамит же прям в лицо, без малейшего сострадания! Казнить лиходея, а я вам про птицу мудрую прочту…
Вода так холодна!
Уснуть не может чайка,
Качаясь на волне.
– Дык… ясно же дело, задницу небось отморозила! – ляпнул сам Горох, опередив меня ровно на полсекунды.
Мы глянули друг на друга, на разобиженную физиономию Филимона Груздева и заржали уже одновременно. А мгновение спустя к нам присоединился и подхалимистый смех дьяка, верноподданически изобразившего примёрзшую к полу чайку.
