Италия, измученная войнами, опустошавшими ее, раздираемая междоусобицами, разоренная и разграбленная, почувствовала точно веяние свежей струи, возрождавшей ее к новой жизни, когда раздалась проповедь Франциска. Победа итальянских городов над войсками германского императора вновь возбудила надежду на возвращение национальной независимости страны. Но не одна Италия встрепенулась, когда возникло францисканское движение. Вся христианская Европа, измученная и истерзанная страхом перед Страшным судом, ожидающая пришествия антихриста как кары за все свои беззакония, тщетно искала дороги к спасению и жаждала мира и спокойствия души. Многие, стремясь найти этот покой и спасение, скрывались в стенах монастырей. Но монастыри могли приютить лишь небольшую часть христианского мира, и при этом монашество далеко не всем доставляло удовлетворение. Народ не получал из монастырей благой вести утешения и любви; монахи если и обретали сами спокойствие души, то все же не умели доставлять его другим. Они были слишком далеки от мира, и их молитвы не были слышны народу; кроме того, монастыри, вынужденные защищать свое благосостояние, имущество и независимость от разных посягательств, носили характер настоящих крепостей.
Францисканское движение, которое привело к образованию религиозного монашеского ордена, вначале было как бы выражением протеста христианской совести против “монахизма”; во всяком случае оно стремилось установить идеал, гораздо более высокий, чем тот, который существовал у тогдашнего духовенства. Франциск Ассизский не думал ни о преобразовании церкви или свержении ее недостойных служителей, ни о восстановлении монашества и удалении от мира. Он стремился лишь к обновлению душ путем возрождения христианства в его первобытной чистоте; он жаждал увлечь церковь на путь усовершенствования, пробудить в ней стремление к евангельскому идеалу. Он сознавал, что в удалении от мира для созерцательной жизни заключается глубокий эгоизм, и поэтому не поддавался искушению уйти от действительной жизни, со всеми ее горестями, злом и несчастием. Он видел раны и старался излечить их, вместо того, чтобы бежать от них. Он не только проповедовал любовь, но и весь был переполнен любовью и состраданием ко всем живущим в мире. Он шел не к счастливым и здоровым, а к бедным, несчастным, забытым, презираемым, к прокаженным и разбойникам.
Весьма вероятно, что пробелы теологического образования Франциска Ассизского принесли ему только пользу в его деятельности. Если бы он хорошо знал духовную дисциплину, то был бы обязан ее соблюдать; но так как она была ему совершенно незнакома, то, благодаря своему неведению, он часто нарушал ее бессознательно и становился настоящим еретиком, по понятиям церкви, сам не подозревая этого.
