Вынужденная часто защищать свое существование, церковь сделала своим кумиром власть и богатство. Она то прибегала к грубой силе, то обращалась к религиозному энтузиазму народов, то пускала в ход подкуп. В этом водовороте земных страстей погибло все, что составляло некогда основу христианства; Евангелие было забыто, и его заменили узкие фарисейские теории.
“Священник в XIII веке, – говорит Поль Сабатье, – был антитезой святого и почти всегда его врагом. Отделенный от всего остального человечества священным миропомазанием, считающий себя представителем Всемогущего Бога, – священник сам становился для народа чем-то вроде божества, облеченного таинственной властью, могущего вредить или приносить пользу, – человеком, к которому надо приближаться с трепетом благоговения. Святой же, наоборот, ничем не выдавал своей миссии, но жизнь его и слова проникали в душу и покоряли все сердца. Он не нес обязанностей в церкви, но у него внезапно являлась потребность возвысить в ней свой голос. Дитя народа, он понимал все его материальные и нравственные нужды и слышал голос его сердца”.
Таков был Франциск Ассизский; таковы были и все святые XIII века. Они были по преимуществу пророками, но не на основании посвящения церкви, а вследствие внутреннего призвания.
“Как только священник чувствовал, что он побежден пророком, – говорит Сабатье, – он тотчас же менял свое отношение к нему и брал его под свое покровительство; он вносил тогда проповедь пророка в священные книги и набрасывал на его плечи священническое облачение. Проходили дни, года, и, наконец, наступал такой момент, когда толпа переставала различать священника от пророка и видела в пророках продукт духовенства. В этом именно и заключается самая горькая ирония истории”.
Франциск Ассизский был святым средних веков. Ничем не обязанный ни церкви, ни школе, он в самом деле может быть назван “теодидактом”. Если даже он и не сознавал революционного значения своей проповеди, то тем не менее он всегда отказывался быть рукоположенным в священники; он понимал, что его духовное священство много выше.
Франциск был дитя народа, и народ узнавал себя в нем.
Его идеи были народными идеями, и он воплощал в себе душу итальянской нации совершенно так же, как воплотил ее позднее Данте. Он усвоил себе все народные стремления, его поэзию, его надежды. В Ассизи так же, как и во многих других итальянских городах, население делилось на два класса: богатых и бедных, “popolo grasso” и “popolo minuto”. Франциск Ассизский стал решительным образом на сторону последних. В этом заключалась политическая сторона его апостольства, и этим объясняется изумительный успех и популярность францисканского движения с самого начала его возникновения.
