– Кто запретил? Терешников?
– Задолго до него… Это правило, неписаный закон.
– А вдруг обманут?
– Там наблюдатели, секунданты, следят, чтоб все честно было, – вмешался Луцис. – Не беспокойся.
– Вот сам подумай, – пробасил Иевлев, – у тебя пистолет, а у меня автомат – какая же это сатисфакция?
– Это уже тир! – пошутил Оглоблин.
– Но есть свои хитрости, – подытожил Сухарев. – Вот, к примеру, – он продемонстрировал подшипник размером с теннисный мяч. – В нем весу больше килограмма, если в голову попадет, мало не покажется.
– Может, я здесь вас подожду? – тихо пробормотал я, уставившись в землю. – Ну, пожалуйста…
Сколько же времени утекло с того момента, а я до сих пор испытываю горчайший стыд за те сбивчивые трусливые слова…
Меня плотным кольцом окружали широнинцы. В их сочувственных сердечных взглядах я не увидел и тени насмешки или осуждения. Раньше так смотрели только родители, когда я, провинившийся дома или в школе, стоял перед ними и не каялся, осознавая, что всякая моя вина ничтожна в сравнении с той любовью и всепрощением, что испытывают ко мне эти люди.
– Время… Алексей, командуйте! – сказала Маргарита Тихоновна.
– А что говорить? – беспомощно спросил я.
– Да все равно… «За мной!» или «Вперед, марш!»…
Я коротко оглядел выстроившийся в колонну отряд. Сестры Возгляковы сжимали лопаты, отличающиеся необычайно длинной остро заточенной штыковой частью. Мария Антоновна оперлась на древко мощного цепа с шипастой, похожей на кабачок, болванкой.
Таня держала самодельную рапиру – до сияния заточенный мощный стальной прут с наваренной латунной гардой. Провоторов, Пал Палыч, Ларионов и Оглоблин положили на плечи длинные пики. Я сразу вспомнил эту праздничную стилизацию, ловко маскирующую оружие под узорный наконечник советского флага, со звездой или серпом и молотом внутри стального пера.
Вырин поправлял перевязь с саперными лопатками, Иевлев сложил ладони на рукояти огромного кузнечного молота, Тимофей Степанович, как странник, закинул мешок-кистень за спину. Кручина проверял, легко ли ходит в ножнах штык. Сухарев поигрывал намотанной на кулак мощной цепью, к звеньям которой были подвешены три тяжелых амбарных замка.
– Ну, давайте же, Алексей, – снова прошелестел голос Маргариты Тихоновны. – Все ждут вашего приказа.
Я откашлялся и, собравшись с духом, сказал:
– Пойдемте, товарищи…
Мне вдруг показалось, что я шагнул в пропасть. Горло захлебнулось холодной пустотой, и падающий, свистящий в ушах мир завертелся вокруг меня, а может, это внутри головы заколотил крыльями черный нетопырь паники.
