Сегодня мой дом окружили репортеры.
Не мог разобраться, что происходит. Оказывается, кто-то пустил слух, что работа над Машиной окончена. Я пытался возражать, но тщетно.
Потом всю улицу оцепили полицейские и к моему подъезду причалил личный кабриолет Канцлера.
Аврора смотрела на все это с ужасом, детей она спрятала.
Канцлер прошествовал внутрь, орава репортеров метнулась за ним. Канцлер ничего мне не объяснял, потребовал только показать прессе Машину. Я не мог ему отказать, хотя твердил все время, что Машина еще не готова.
«Величайшее изобретение всех времен и народов», — сообщил репортерам Канцлер. Назавтра так написали все газеты.
Запись двадцать четвертая
Сегодня случилось страшное.
В три часа ночи на пороге загрохотали солдатские сапоги, а в дверь забарабанили железными кулаками.
Аврора и дети спали, а я мерял шагами лабораторию, все больше убеждаясь, что до завершения работы еще очень долго.
Испуганный, я поднялся наверх. Мне вручили ордер, отшвырнули с прохода и сразу двинулись в подвал. Дети проснулись и заплакали. Аврора, в ночнушке, ошалевшая от света армейских фонарей, испуганно что-то лепетала.
Они пришли за Машиной! Он приказал им!
Я пытался заслонить ее собой, дал ей команду защитить меня, но она не справилась: головорезов было слишком много.
Машина еще не готова! Они меня не слышали. Им было все равно. Они выполняли свои команды.
Зачем она ему понадобилась? Ведь у него даже нет Артефакта…
Конрад пропал. Перестал приходить на работу, хотя я ничего и не говорил ему о том, что Машину похитили.
И еще я рассказал все Авроре. Она со мной целый день не говорит.
Пришел Конрад — с блуждающей улыбкой, странный. Сказал, что теперь ездит на службу прямо в резиденцию Канцлера. Попросил дать ему алхимический трактат — что-то там проверить.
Я соврал, что сжег книгу. Умолял его не помогать Канцлеру.
Конрад ответил, что просто делает свою работу, которая отлично оплачивается, а в судьбах мира он все равно ничего не смыслит.
«Можешь не отдавать мне книгу», — ухмыльнулся он. — «У меня отличная память. И так вспомню, что делать с Артефактом».
За мной прислали экипаж. Сказали: Канцлер нуждается в моем совете.
Я согласился, потому что думал, что смогу еще переубедить его. У меня сгущалось предчувствие, что мы вот-вот совершим что-то чудовищное, непростительное.
Аврора отвернулась, я сел в экипаж и поехал.
