Изменившаяся обстановка ему явно не понравилась, и он побежал по коридору, чтобы подловить какого-нибудь первоклассника.
На уроке Саша не слушал учительницу. Он сидел один на последней парте. Перед ним вертелись, как на каруселях, Венька и Цаплин, и от них у него стала кружиться голова.
— Федоров! К доске! — услышал он.
Саша вышел к доске и попал под обстрел всего класса. Каждый, как хотел, его разглядывал. Этого он допустить не мог!
— Не знаю, как решать! — сказал он. — Не хочу!
Его тон удивил и обидел учительницу.
— Садись — два. Красномак!
Вот они и встретились на узкой дорожке. Саша прошел мимо Борьки, как будто это был не Саша, а волна воздуха. А Борька не удержался и показал ему язык.
Борька бился у доски. На помощь ему вызвался Петя. Он в два счета решил задачу. Борька посмотрел на него с гордостью, как будто самому Борьке поставили пятерку. На самом-то деле ему тоже влепили двойку.
— Ничего, — шепнул ему Петя. — Теперь вдвоем будем…
И хотя он прошептал очень тихо, Саша услышал.
«Вот новенькие пошли! С первого дня, как будто бы и не новенькие! — подумал он. — А старенькие — как будто бы и не старенькие. Ишь ты, вдвоем!..»
И не стало для него — как будто не было никогда — Борьки Красномака. Домой он шел с Венькой и Цаплиным. Со школьного стадиона до них долетело:
— Давайте в футбол!
— Надо новую команду составить!
— Вратаря надо — Федорова же не поставишь…
И вдруг Борькин голос:
— Давайте Петрушку! Пусть приучается! Надо нового вратаря готовить! Старый — кукареку!
Саша сощурился, чтобы не заплакать.
Саша запомнил отца из далекого детства: с приходом отца домой все начинало темнеть и смеркаться. Такая у отца была работа, чтобы приходить поздно. Саша без него не мог заснуть, а мама ругалась, и отец сердился: «Зачем не спишь?!» Саша молчал и улыбался: «Сами знаете!»
По утрам он вместе с отцом делал зарядку. Потом бежали под душ и полоскались, как две счастливые утки. После завтрака Саша с мамой отправлялись в детский сад, отец — на работу. Перед тем как разойтись, отец протягивал Саше руку:
— Выходит, брат Сашка, до вечера!
Саша пожимал отцовскую руку — маленькая ладошка в большой ладони, как в туннеле, — и говорил:
— Выходит, брат папка, до самого вечера!
И они начинали смеяться, а мама называла их пустосмешками.
Саша до семи лет жил, как лягушка у пруда, как цыпленок на зеленой траве, как веселый щенок — не подозревая, хорошо ли ему, плохо ли. Ему всегда было одно и то же. Но когда начинало болеть ухо, он начинал понимать, что раньше-то ему хорошо было.
